Завещание

Гришэм Джон

А потомство производил еще хуже.

Фло оставляет эту тему. Тишен все еще под впечатлением моих финансовых откровений.

– Владеете ли вы контрольным пакетом акций в “Маунтин-ком”? – спрашивает он.

– Да, уверен, что это отмечено в ваших бумагах. “Маунтин-ком” – открытое акционерное общество.

– Каковы были ваши первоначальные инвестиции?

– Около восемнадцати долларов за акцию – всего десять миллионов акций.

– А теперь это…

– Вчера при закрытии биржи давали двадцать один доллар за акцию. За последние шесть

лет произошел обмен и раздел, так что сейчас холдинг стоит около четырехсот миллионов. Вы удовлетворены ответом?

– Да… полагаю, да. Сколько открытых акционерных обществ вы контролируете?

– Пять.

Фло бросает взгляд на Зейделя. Интересно, долго еще это будет продолжаться? Я чувствую, что устал.

– Есть еще вопросы? – спрашивает Стаффорд. Мы не собираемся оказывать на них давление, поскольку хотим, чтобы они получили максимальное удовлетворение.

– Вы собираетесь сегодня же подписать новое завещание? – спрашивает Зейдель.

– Да, таково мое намерение.

– На столе перед вами лежит то самое завещание?

– Да.

– Отходит ли вашим детям значительная часть вашего состояния в соответствии с этим завещанием?

– Отходит.

– Вы готовы подписать завещание прямо сейчас?

– Готов.

Зейдель аккуратно опускает ручку на стол, задумчиво складывает руки на груди и смотрит на Стэффорда.

– С моей точки зрения, мистер Филан в настоящее время дееспособен и в состоянии распоряжаться своим имуществом, – многозначительно произносит он, словно решает вопрос, куда меня направить из этого чистилища.

Два его коллеги поспешно кивают.

– У меня нет никаких сомнений в его психическом здоровье, – говорит Стэффорду Фло. – Я считаю, у него очень острый ум.

– Никаких сомнений? – переспрашивает Стэффорд.

– Ни малейших.

– Доктор Тишен?

– Давайте не будем валять дурака. Мистер Филан прекрасно знает, что делает. Он соображает гораздо лучше нас с вами.

О, премного благодарен. Вы так добры. Компашка жалких докторишек, с трудом зарабатывающих сотню тысяч в год. Я сколотил миллиарды, а вы гладите меня по головке и рассказываете, какой я умный.

– Значит, это единогласное мнение? – спрашивает Стэффорд.

– Абсолютно. – Они мгновенно соглашаются.

Стэффорд подсовывает мне завещание и дает ручку.

– Это последняя воля и завещание Троя Л. Филана, отменяющее все прежние завещания и дополнительные распоряжения к ним, – произношу я. В завещании девяносто страниц, подготовленных Стэффордом и сотрудниками его фирмы. Я знаком с концепцией, но окончательного текста не видел, не читал и не собираюсь. Перелистываю и на последней странице ставлю росчерк, которого никто никогда не увидит, потом кладу руки поверх папки. Вот пока и все.

Стервятникам не видать этого завещания.

– Встреча окончена, – объявляет Стэффорд, и все поспешно собирают вещи. В соответствии с моими инструкциями членов трех моих семейств настойчиво просят быстро покинуть занимаемые ими комнаты и удалиться

из здания.

Одна камера продолжает снимать меня, эта запись пригодится для архива. Адвокаты и психиатры спешат уйти. Я велю Сниду сесть за стол. Здесь же, за столом, – Стэффорд и один из его партнеров, Дурбан. Когда мы остаемся одни, я достаю из-под своего белого одеяния конверт, открываю его, вынимаю три листка желтой линованной бумаги и кладу перед собой.

От страха на какое-то мгновение легкая дрожь пробегает по моему телу. Это завещание потребовало от меня огромных усилий, я совершенствовал его несколько недель.

Стэффорд, Дурбан и Снид, совершенно сбитые с толку, уставились на желтые листки.

– Вот мое настоящее завещание, – говорю я и беру ручку. – Собственноручно написанное мной несколько часов назад. Датированное сегодняшним днем, а теперь и подписанное сегодня. – Я снова царапаю свое имя.

Стэффорд слишком потрясен, чтобы что-нибудь сказать.

– Оно отменяет все предыдущие завещания, включая подписанное пять минут назад. – Я снова складываю листки и засовываю их обратно в конверт.

Стискиваю зубы и напоминаю себе, как я хочу умереть.

Подтолкнув конверт через стол Стэффорду, я встаю со своей инвалидной коляски. Ноги у меня дрожат. Сердце громко стучит. Осталось всего несколько секунд. Разумеется, я умру прежде, чем приземлюсь.

– Эй! – кричит кто-то, наверное, Снид. Но я быстро удаляюсь от них.

Обезноженный идет, почти бежит мимо выставленных в ряд кожаных стульев, мимо одного из портретов, плохого, заказанного одной из моих жен, мимо всего – к незапертым раздвижным дверям. Я знаю, что они не заперты, потому что несколько часов назад все отрепетировал.

– Стойте! – кричит кто-то. Моя челядь бросается за мной.

Вот уже год, как никто не видел, чтобы я передвигался самостоятельно. Я хватаюсь за ручку и отодвигаю дверь в сторону. Воздух обжигающе морозен. Ступаю босой ногой на узкую балконную террасу, опоясывающую верхний этаж.

И, не глядя вниз, переваливаюсь через перила.

Глава 3

Снид находился всего в двух шагах от мистера Филана, и на миг ему показалось, что он сможет поймать хозяина. Но шок от того, что старик не только встал с кресла, но и сам пошел, почти побежал к двери, парализовал Снида. Уже много лет мистер Филан не двигался так быстро.

Когда Снид все же добрался до балкона, ему оставалось лишь закричать от ужаса и беспомощности при виде того, как тело мистера Филана, беззвучно кружась и мотаясь из стороны в сторону, летит, делаясь все меньше и меньше, и наконец шмякается о землю. Не веря собственным глазам Снид следил за ним, вцепившись в перила, потом начал плакать.

Джош Стэффорд добежал до балкона почти одновременно со Снидом и тоже не мог ничего изменить. Все произошло поразительно быстро – во всяком случае, прыжок. Что касается падения, оно, казалось, длилось по меньшей мере час.