Завет
Шрифт:
— Наконец-то. Приходит в себя.
— Пора бы уж.
Голоса доносились словно из-за толстой мягкой стены. Браво почувствовал запах мужского одеколона, перебивающий другой, странный, сладковатый… Его замутило, к горлу подступила тошнота. Чьи-то сильные руки приподняли его. Браво пытался сопротивляться, но сил не было. Он был не в состоянии удержать в голове разом больше одной простой мысли, мозг просто-напросто отказывался думать.
Открыв глаза, Браво обнаружил перед собой две фигуры неопределенных очертаний. Постепенно зрение прояснилось,
— Как вы себя чувствуете? — с легким акцентом спросил врач. Он чуть склонил голову набок, словно один из привидевшихся Браво воронов. Темно-карие, почти черные глаза внимательно следили за экранами приборов над головой у Браво. — Пожалуйста, мистер Шоу, если вы меня слышите, скажите что-нибудь.
Упоминание собственного имени подействовало на Браво как выплеснутая в лицо пригоршня холодной воды.
— Где я? — Собственный голос показался ему незнакомым, неестественно низким.
— В больнице Святого Винсента, — ответил врач. — У вас сильные ушибы, ожоги в нескольких местах и, безусловно, сотрясение мозга. Но, к счастью, ничего не сломано и вообще нет существенных повреждений.
— Как давно я здесь нахожусь?
Врач взглянул на часы.
— Вас доставили в больницу почти двое суток тому назад.
— Двое суток? — Браво поднял было руку к уху, но тонкие пальцы доктора предостерегающе сжали его запястье. — Звуки доносятся словно издалека… и звон в ушах…
— Вы находились очень близко к месту взрыва, в результате частично потеряли слух, — сказал врач. — Уверяю вас, это совершенно нормальная реакция. Я рад, что вы наконец очнулись. Надо сказать, вы заставили нас всех поволноваться.
— Эта чертова дверь спасла вам жизнь, мистер Шоу, факт! — вступил в разговор второй мужчина. Он говорил с сильным нью-йоркским акцентом.
И тут Браво все вспомнил, — как бежал по Шестой авеню, поднимался по истершимся от времени каменным ступеням, вспомнил кошмарный взрыв… потом пустота. Неожиданно все вокруг показалось Браво плоским, нарисованным; он почувствовал себя совершенно опустошенным, выпотрошенным невидимой огромной рукой…
Доктор нахмурился.
— Мистер Шоу, вы слышали? Через несколько дней слух полностью восстановится…
— Я слышал. — Браво отнесся к словам врача со стоическим спокойствием, почти безразлично. — Что с моим отцом?..
— Он… ему не так повезло. Соболезную, мистер Шоу, — сказал помятый тип.
Браво закрыл глаза. Комната закружилась, ему стало тяжело дышать.
— Я же предупреждал вас! Слишком рано! — Возмущенный голос доктора раздавался откуда-то сверху. Браво почувствовал, как по телу разливается
— Расслабьтесь, мистер Шоу. Я просто ввел вам немного валиума.
Он не хотел, он мучительно боролся и с начинающим действовать валиумом, и со слезами, которые жгли веки и стекали по его щекам на глазах у этих совершенно чужих ему людей. Боже, как я могу расслабиться! Нужно узнать…
— Моя сестра, Эмма, она жива?
— Она в палате на этом этаже, через холл. — Помятый вытащил блокнот и простой карандаш. Никаких карманных компьютеров.
— Не волнуйтесь за нее. Вообще не нужно ни о чем волноваться, вам это вредно, — успокаивающе проговорил доктор.
— Мне нужно остаться с ним наедине на какое-то время, — резко проговорил помятый. Последовала короткая перепалка, на которую Браво почти не обратил внимания, пребывая на грани между явью и забытьем. Мятый пиджак определенно побеждал.
Когда Браво снова очнулся, незнакомец внимательно наблюдал за ним немного покрасневшими, блестящими карими глазами. На плечах ткань темного костюма засыпала перхоть, словно пепел пожара. Или взрыва…
— Позвольте представиться, мистер Шоу. Детектив Сплейн. — Он вытащил удостоверение. — Полицейское управление Нью-Йорка.
За дверью послышались голоса. Один явно принадлежал недовольному чем-то пожилому человеку. Раздался скрип колес с резиновыми рессорами, и голоса постепенно стихли. Браво молчал, пока тишина не стала невыносимой.
— Вы уверены, что… Может быть, это какая-то ошибка?
Детектив вытащил два фотоснимка и передал их Браво.
— Боюсь, он попал почти в эпицентр, — тихо сказал он.
Браво смотрел на фотографии отца, — вернее, того, что от него осталось. Один из снимков, ужасающе четкий, был сделан с близкого расстояния. Снимки выглядели нереальными. Словно жуткая шутка по случаю Дня Всех Святых… У Браво помутилось в глазах от нахлынувшего горя и чувства безысходности. Снова выступили непрошеные слезы.
— Простите, но я обязан задать этот вопрос. Это ваш отец? Декстер Шоу?
Ему понадобилось очень долгое время, чтобы выдавить из себя это слово, и в горле тут же мучительно запершило, точно он охрип от долгого крика.
— Да.
Сплейн кивнул, убрал фотографии и отошел к окну. Он стоял там, безмолвный, как часовой на посту.
Браво вытер глаза тыльной стороной ладони.
— Как… как Эмма? — Спрашивать было страшно.
— Врач говорит, ее жизнь вне опасности.
Слова детектива немного успокоили Браво, но потом боль утраты снова захлестнула его, заслонив весь мир. Он услышал, как царапнули пол ножки стула. Открыв глаза, он увидел, что детектив сидит у изголовья кровати, терпеливо наблюдая за ним. Заметив, что Браво пришел в себя, Сплейн произнес:
— Понимаю, мистер Шоу, вам сейчас трудно об этом говорить, но, поймите, вы — единственный свидетель.
— А как же моя сестра?
— Я уже сказал вам.
— «Ее жизнь вне опасности». Что это означает?