Зависимость
Шрифт:
Пожалуй, самое неправильное в жизни, – это отсутствие цели. Когда человек не знает, зачем и ради чего он живет, то он не живет вовсе. Он дышит, ходит, спит, работает, ест, но все это машинально что ли. Когда нет цели и нет мотивации, то вариантов только два: доставать мыло, веревку и табуретку или срочно пересматривать свое существование. И лучше выбрать второе, ведь тот, кто не жил, умереть не сможет.
Если жизнь дана нам единожды, то значит ли это, что она всего лишь навсего репетиция, в которой мы не сможем переиграть ни единого эпизода, и, следовательно, начать жить заново мы тоже не можем, а всё остальное – просто метафоры
Бывший биржевой брокер откинул сиденье своего полуразвалившегося авто и думал. Размышлял о том, что перешагнул через ту самую точку невозврата, сбился с пути. И если прямо сейчас он не станет искать верную дорогу, его заблудшая душа навсегда так и останется мертвой в живом теле.
Суббота номер двадцать семь:
Постоянный клиент не появлялся в баре уже четвертую неделю. Девушке казалось, что заведение будто бы опустело без него. Она не могла признаться себе, что слишком часто начала думать об этом мужчине, который с первого взгляда показался ей самым омерзительным существом на свете. Что произошло? Почему так хотелось увидеть его снова, заговорить, налить ему чистого виски и посмотреть прямо в глаза, которые давно уже не выражали ничего, кроме безнадежной пустоты? Она прониклась этим мужчиной, почувствовала, что может дать ему ту самую заботу, в которой он так нуждался. Будто внезапно проснулся материнский инстинкт. Или что-то другое?
Девушка боялась своих мыслей, всячески их избегала (еще бы, ведь покойная мама всегда учила дочь не связываться с мужчинами, намного старше её самой). Но они настигали, заставали врасплох и вот уже вторую неделю, словно навязчивые полтергейсты, следовали за беднягой по пятам.
Равнодушно смешивая напитки, она изредка с надеждой поглядывала на входную дверь, но знакомого силуэта всё не было. “Где же он? Почему не приходит? Этот человек не мог так просто взять и перестать посещать бар! Не мог…” Девушке взгрустнулось еще больше, ведь единственная защита в лице нового знакомого внезапно растворилась в воздухе. Как будто её и не было. Потухший взгляд и напускное равнодушие заметили и коллеги – молодые веселые парни, седьмую неделю мечтающие о ней наяву и владеющие ею в своих эротических снах. Каждый из них желал проникнуть ей под футболку, да и, будем честными, не только туда. Но с девушкой творилось нечто странное – после той самой субботы откровений потерянный, заблудший в пучине жизни, мужчина не покидал её сознание. Ни на секунду. Будто девчонку запрограммировали думать только о нем. От грустных мыслей отвлек голос очередного посетителя:
– Виски сегодня не буду. Принеси мне зеленого чаю. Или в этом баре подают только алкоголь? – она вздрогнула, услышав знакомые нотки в интонации, тотчас же подняла голову и увидела лицо того самого мужчины, о котором не могла забыть уже четыре недели. О, как же прекрасен был он в трезвом виде. Не одурманенный алкоголем, гладко выбритый, пахнущий вкусной туалетной водой, в свежей рубашке. Молодая девчонка аж покраснела – то ли от своих мыслей, то ли от радости, что он все-таки пришел.
– Привет! – как можно более весело и непринужденно сказала она. – Ты постригся?
– Да, – лучившийся радостью от того, что она заметила, утвердительно ответил посетитель. – Ты меня излечила. Ты стала первой за полгода, кто откровенно со мной поговорил, кто выслушал, кто не оставил меня одного погибать на тлеющих углях моей почти загубленной жизни… – Он сделал паузу, посмотрел прямо в глаза обомлевшей барменше и продолжил: – Сорри, если слишком пафосно звучат мои слова. Но это действительно
Она разинула рот от удивления и вообще не могла выдавить из себя ни слова. Сглотнув, произнесла растерянно:
– Девятнадцать, – и только спустя мгновение поняла, что ей, вообще-то, двадцать уже стукнуло месяц назад. Поэтому нелепо и спешно добавила: – Было. Сейчас уже двадцать.
Он искренне расмеялся. Получил горячий чай и, сделав глоток, самодовольно начал рассказывать новой подруге, которая готовила коктейли для других посетителей:
– Я продал “Опель”. Машинка старая, разваливающаяся, но, ты знаешь, перекупщик взял её с удовольствием. Может, на запчасти продаст. Впрочем, его дело. Этих денег мне вполне хватило, чтобы снять маленькую квартиру-студию в спальном районе нашего городка. Пока буду искать работу, проживу на эти деньги. А еще… я решил закодироваться.
– И поэтому пришел в бар, чтобы испытать судьбу и силу воли? – хитро прищурившись, съязвила девушка.
– Нет, – очевидно, восприняв все за чистую монету, отрезал он. – Я, вообще-то, благодарить тебя пришел. – сделал паузу, подождал, пока она вопросительно посмотрит на него, и продолжил: Не хочешь ли сходить со мной поужинать завтра? – вопрос прозвучал с огромной надеждой в голосе и одновременно с опаской.
– Но я… я работаю… – неуверенно попыталась отказать девочка, а внутри веселые человечки танцевали фокстрот.
Мужчина скорчил недовольную гримасу:
– Я же знаю, что ты не работаешь завтра, – заговорщицки улыбнулся, подмигнул и промолвил: – Не волнуйся, это просто ужин благодарности.
Глава 8
Каждая девушка знакома с этим чувством. Любая его испытывала и точно не спутает ни с чем: эмоции предвкушения первого свидания с человеком, к которому, кажется, что-то начинает зарождаться.
Так. Стоп. У них же не свидание. У них просто “ужин благодарности”. Встреча на “нейтральном уровне”.
Девушка подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. От легкого волнения, трепещущего двадцатилетнего сердца и немного учащенного дыхания пылали щеки, словно опаленные горячим солнцем. Густой румянец застилал бледную кожу лица так, что казалось, будто девушка чуточку перебрала с румянами.
“Во дела, – придирчиво начала рассматривать свою симпатичную мордашку, крутя головой. – Он же сразу увидит и поймет, насколько я волнуюсь. А волнение – показатель моего неравнодушия. Но ведь это полный бред! Этот странный мужик мне не нравится, почему я тогда красная, как спелый испанский помидор?”
Из коридора послышался вопль мачехи, как всегда чем-то недовольной. Девушка, естественно, знала, что раздражало жену отца – присутствие падчерицы в квартире. Этой женщине, словно сошедшей со страниц сказки о Золушке, была неприятна даже сама мысль того, что она вынуждена находиться с дочерью муженька не просто в одном доме – в одном городе. Порой девчонке казалось, что та готова подсыпать ей мышьяк в еду, дабы избавиться поскорее. Естественно, девушка понимала, что мачеха этого не сделает. Но лишь потому, что не очень уж и хотелось из-за какой-то “несносной девчонки” в тюрьме подыхать.