Зависть как повод для нежности

Маховская Ольга Ивановна

– Это она вам так говорила? – опешил Потапов. Для него это была большая новость.

– А что, вы не знали?

– Нет, она мне не говорила. Я думал, мы поженимся наконец, – Юрий понял, что обречен.

– Что вы! Она даже думать об этом не хочет, – доконала его собеседница. – Вот я собираюсь замуж, а она – ни

за что! Ей даже противно об этом думать. Не знаю, в кого она. Отец вроде живой человек, дамами интересовался. Я тоже женщина с интересом… А Поля – не от мира сего. Вся где-то в небесах. Ей бабка про космос много рассказывала. На девочку это плохо повлияло.

– Да нет, все у нее в порядке, с интересом.

– Да? Вы что, це-ло-ва-лись с нею? – взвизгнула женщина.

– По-моему, вы не очень правильно обстановку фотографируете.

– Да она сама ко мне пристает: мама-мамочка, отдай мне Стасика, я уже привыкла к Свете, как я теперь одна останусь? Я же говорю – блаженная. Я уже и чемодан собрала. Подумайте, я не враг своей дочери. Пусть займет свою душу, раз она ей велит чужих детей растить, – «молодая мать» чувствовала, что свобода не за горами.

Потапов понял, что Поля безнадежна. С чего он решил, что теперь она свободна, никому ничем не обязана? Такая красивая – только руку протяни. Он прижался к стеклу балконной двери, чтобы запомнить дорогой сердцу образ. Действительно, сколько еще детей – непристроенных, брошенных, покалеченных, им же нет числа… Поля изящно наклонилась над Светой, поправляя ей банты. Не очень-то приятно осознавать, что твоя любимая расцвела не из-за того, что ты ее любишь, а из-за этой маленькой хитрой девочки, которая умудрилась очаровать ее и одурманить.

– Вы, я вижу, мужчина неопытный. Вам бы не с юными девами, а со знающей женщиной подружиться, – мама гнула свою линию. С балкона же он не прыгнет.

– А что вы такого знаете,

женщина? Вы же никогда свою дочь не любили. Разве сможете вы меня понять? – с презрением бросил полицейский и ушел назад, в квартиру, как будто возникла угроза обрушения навесной пристройки, а спастись мог только он один.

Полина мама пожала плечами, поправила декольте и гордо шагнула в комнату, тут же запутавшись в занавеске.

– Ну, прямо как золотая рыбка… в сетях…

В первый день после отъезда Гали и Светочки Поля была как неприкаянная. Это еще хорошо, что среди людей, в детском саду, не так больно и страшно. Напрашивалась на дежурство у заведующей. Понимала, что нужно себя чем-то занять. Но та отказала, не хотела менять график.

Затеяла полную ревизию методик, игр, конструкторов. Разобрать разобрала, а собрать не могла, будто у нее мозг отказывал. Что же теперь делать? Такое горе свалилось, осталась она одна…

Вечером, уходя домой, заглянула в группу, в которой раньше была Светочка, и обнаружила, что в ней остался один только мальчик – все тот же Осхан.

– Это мой знакомый, – сказала она нянечке. – Он сын таджикского поэта, представляете? Я посижу с ним, идите.

И забрала его к себе в кабинет играть в «Песок и воду». Наблюдала, как мальчик порозовел от удовольствия. Возился точно так, как Светочка накануне с варениками.

Телефон его отца не отвечал.

– А знаешь что, давай я тебя к себе возьму, в гости поедем? А папа нас найдет, когда на работе освободится.

Оглянулась и увидела своего поэта, радостного, запыхавшегося – похожего на мужа, который примчался домой с работы, соскучившись по жене и детям.

Москва, 2011–2012 гг.