Зависть ночи
Шрифт:
— Говорит-то он правильно, да с местом напутал. Жильцы появились на острове.
Кэролин покачала головой:
— Дуайт говорил о коттедже Темпла.
Эзра нахмурился:
— Я только что оттуда. Дуайт, наверное, ошибся.
— Да брось ты, — сказала Кэролин. — С того времени, как этот псих покончил с собой, дом Темпла знают все, кто живет у озера. Дуайт сказал, что перед ним горит костер. По-твоему, Дуайт мог перепутать костер на озере с тем, что горит в двух милях от него, на берегу?
Она была права. Симонтон так ошибиться не мог.
—
Разумеется, сынок получил сообщение Эзры и приехал, однако подтверждать ее догадку Эзра не стал, просто пожал плечами.
Он допил виски, бросил на стойку деньги и направился к дверям. Вышел под ночное небо, которое теперь, казалось ему, дышит опасностью. Сначала появились приехавшие на «лексусе» красивая женщина и ее спутник. Потом — машина в лесу. А теперь кто-то еще, скорее всего сын Темпла — в приозерном доме. Слишком много людей собралось у озера.
5
Письмо находилось на всегдашнем своем месте — висело в рамке на стене, рядом с медалью «Серебряная Звезда». Фрэнк, открыв первую бутылку пива, прочитал его с начала и до конца, до подписи президента Гарри С.Трумена.
Благодарной памяти майора Фрэнка Темпла, павшего, служа своей стране, в ходе военной операции в Корее 22 августа 1950 года. Он стоит в нерушимом ряду патриотов, принявших смерть ради того, чтобы могла жить и разрастаться, сея свои благодеяния, свобода. Свобода живет, и в ней живет он, посрамляя своим подвигом деяния многих.
Письмо это висело над детской кроваткой отца и было единственной ниточкой, которая связывала Фрэнка Темпла II с солдатом, погибшим в Корее. На родине у него осталась жена, уже шесть месяцев носившая под сердцем сына. Фрэнк Темпл II вырос, не зная отца, но зная многое о своем наследии — имя, которое он носил, было именем героя. В день высадки в Нормандии, на берегу, увидевшем немало подвигов, Фрэнк Темпл Первый поднялся со своими рейнджерами под градом немецких пуль на неприступные скалы Пуан-дю-Ок.
Повторить такой подвиг трудно, однако Фрэнку Темплу II это удалось. У него была своя война, вьетнамская, во время которой он служил в специальной части, настолько засекреченной и столь прославившейся, что споры о ней не прекратились и десятилетия спустя. Темпл II получил такую же, как его отец, «Серебряную Звезду» и «Пурпурное Сердце», а вернувшись домой, стал федеральным маршалом.
«У тебя есть с кого брать пример». Для Фрэнка это было повседневным заклинанием, повторявшимся с такой же частотой, с какой другие произносят «С добрым утром».
И главное — Фрэнк всегда верил ему. Верил отцу. Все, что тот говорил сыну о чести и храбрости, было священным. До того дня, когда отец — через три месяца после окончания Фрэнком школы — покончил с собой, после чего в доме появились агенты ФБР.
И теперь, сидя у костра, Фрэнк гадал: если бы отца так и не разоблачили, сидели бы они сейчас здесь, попивая пиво и обмениваясь анекдотами,
Сегодня он гордился бы мной, думал Фрэнк. Тем, как я врезал тому типу торцовым ключом. Он рассмеялся бы, услышав мой рассказ, а после, подняв бутылку пива, выпил бы за мое возвращение домой. Это был их дом, место, воспоминаниями о котором Фрэнк мог делиться только с отцом, чужие здесь не появлялись. И если это место не заставит его оплакать отца, никакому другому месту это уж точно не удастся.
Оплакивать отца он не станет, но убить за него, если Девин и вправду вернется, убьет…
Фрэнк вспомнил день, когда отец впервые заговорил с ним, четырнадцатилетним, об оправданном убийстве. Они находились в подвале дома, в спортивном зале, работали — Фрэнк нападал на отца, тот блокировал удары сына. И если Фрэнку удавалось время от времени пробить его оборону, отец светился от счастья.
Когда они закончили и, тяжело дыша, уселись на пол, прислонившись спинами к стене, отец сказал:
— Знаешь, сынок, какой только дрянью мне не приходится заниматься на моей нынешней службе, да и в армии тоже приходилось.
Фрэнк решил было, что отец говорит о бумажной работе. Но нет, речь шла не о ней.
— Мы гоняемся за всякими мерзкими ублюдками. За людьми, которые крадут, насилуют, убивают — чего только не делают. Некоторые из них попадают в тюрьму. Но многие, сыграв на каких-нибудь формальностях, возвращаются на улицы городов и снова берутся за старое. Есть такие, кого система не может и пальцем тронуть, хоть они не стоят даже воздуха, которым дышат. И существует естественный способ решения этой проблемы.
Естественный способ. Так отец называл убийство.
Фрэнк спросил, какое отношение это имеет к армии.
— А там то же самое. Существует система — правительство, генералы и все прочее, — и предполагается, что она будет сохранять мир, не производя ни единого выстрела. А она это сделать не может, потому что в мире есть дурные люди, сынок, и они совершают и будут совершать дурные дела. В результате возникает спрос на тех, кто умеет обращаться с оружием. На людей вроде меня, твоего деда и тебя.
От новости, что и он официально включен в этот список, у Фрэнка слегка закружилась голова, — то была высокая честь, тронувшая четырнадцатилетнего мальчишку до глубины души.
Несколько лет спустя, когда тело отца уже покоилось в земле, а его фотографиями были заполнены первые страницы газет, до Фрэнка начала доходить печальная правда относительно этого и подобных ему разговоров: отец искал для себя разумные оправдания. Однако он верил в то, что говорил, и Фрэнк чувствовал, что в этих словах есть доля правды. Да, правды. Потому что отец, дурным он был человеком или не дурным, умер, а Девин Маттесон, человек, вне всяких сомнений, дурной, сохранил жизнь и свободу. Заключил сделку, сдал отца Фрэнка и преспокойно ушел.