Завод седьмого дня
Шрифт:
До того молчавший Карел вдруг поднял голову и улыбнулся.
Эльза вежливо улыбнулась в ответ, показав крупные зубы, как настоящая племенная кобылица.
– Спасибо, – Карел подошел к не слишком уж счастливой чете и похлопал опешившего Маркеса по плечу. – Спасибо большое, я бы точно не решился. Всего хорошего.
Он поставил бутылку на плотную ткань юбки между ног Эльзы, после чего вышел.
– Лиа, я обязательно зайду, – Карел подмигнул удивленной женщине, после чего направился домой.
Дорога домой была легка как никогда, ноги будто сами несли его по улице. Только
Марта уже была там.
Она только глянула на время, на своего сына и молча поставила перед ним тарелку с бобами и блюдце с молочной подливкой.
– Спасибо, – Карел пододвинул стул, сел и взялся за вилку.
К тому моменту, как Альберт вернулся с поля, он так и не съел ни одного боба и не произнес ни слова.
– Как Юнга? – крикнул Альберт от умывальника.
Он уже минут пять терзал кнопку, отмывая руки от грязи с приличным куском дегтярного мыла.
– А что с Юнгой?
Карел поднял голову и посмотрел на брата. Тот выхватил у него тарелку, залил бобы подливкой и принялся закидывать их в рот. Марта тут же поставила перед старшим новую тарелку.
– Поранилась на поле, – невнятно прошамкал Альберт, утирая рот грязным рукавом своей рубашки.
– С ней все в порядке, спит наверху. Лиам намазал ей руку, послал отдыхать. Через пару дней снова будет в порядке, пойдет на поле.
Карел опрокинул подливку на бобы и начал есть. Тщательно прожевав, спросил как будто у самого себя, поглядывая на брата:
– Интересно, как можно было порезаться на поле? Чем?
Марта гремела посудой в ведре, а Альберт только помотал головой.
– Я не знаю.
Карел вытер губы куском застиранного до серости полотенца, поцеловал в щеку Марту и поднялся наверх. Заглянул в комнату к Юнге, но та спала, отвернувшись спиной к стене.
Войдя в свою комнату, первое, что Карел сделал, это убрал со стола все богословские книги. После чего упал на свою кровать прямо в одежде, в обуви, закинул руки за голову и расхохотался.
Даан был самым большим – и единственным – весельчаком в Горе. Пирушки, которые он устраивал, проходили с большим размахом, но редко: раз или два в год, да по особо крупным праздникам.
Последние три года, с самого рождения сынишки Лиа и Даана, Карел вынужденно пропускал все увеселительные мероприятия. Во-первых, он никогда не любил людское общество, а во-вторых, ему было сложно общаться с Дааном, он чувствовал себя неуютно и старался поскорее уйти.
В этот раз он решил прийти. Потому что шел Лиам, напросился Альберт, и Марта, оставшаяся дома с Юнгой, попросила его приглядеть за ними. Что старший, что младший, улыбалась она, и в ее глазах отчетливо скользило: ты ведь все равно ничем не занят.
И Карел пошел. Еще и самым первым, потому что напросился помогать Лиа с готовкой, пока Даан играл с сыном.
На этот раз повод даже не был надуманным. Первый стол, который Даан собрал вместе с Джои, больше напоминал кривой табурет, зато совпал с последним днем урожая. Впервые за последние пять лет сбор позволил не только отправить долю в Завод, но и вполне знатную часть
Это стоило отпраздновать.
Это был последний год, когда доход перекрыл расход.
Карел резал овощи, внимательно глядя на свои пальцы – очень не хотелось их случайно отрезать. А ножи в доме Даана и Лиа всегда были очень остро отточенными. Резать приходилось то звездочками (морковь), то полукружиями (свеклу). Особенно вредными были лимоны, оказавшиеся тверже разделочной доски, в которую постоянно втыкался нож.
– Осторожнее.
Лиа осторожно коснулась его плеча молоточком для отбивания мяса. Конечно же, Карел вздрогнул и едва не проехался ножом по пальцам. Обернувшись, он с упреком глянул на Лиа, та лишь улыбнулась.
В комнате разразился плачем Джои, ее сын.
– Даан! – с упреком крикнула Лиа, но тут же виновато прикусила губу, понимая, какую оплошность допустила.
Отдав молоточек Карелу и не сопроводив его никакими указаниями, она поспешно ушла в комнату.
Карел опустил молоток в пенную воду в ведре и пошел следом. Молоток с тихим стуком опустился на жестяное дно как раз в тот момент, когда он перешагнул порог комнаты.
Джои просто сломал свою игрушку, из-за чего страшно расстроился и начал рыдать, а Даану только и оставалось, что с квадратными глазами таскать его по комнате. Теперь ребенка держала на руках Лиа, успокаивающе покачивала его и что-то негромко напевала, хотя Карелу показалось, что больше всего в утешении сейчас нуждается отец. Он подошел к Даану и сжал его локоть. Губы шевельнулись, чтобы сказать что-нибудь жизнеутверждающее, но Карел поспешно себя оборвал.
Даан вдруг резко начал что-то показывать руками, но скудных познаний Карела не хватило бы, даже если бы он показывал медленнее. Карел пожал плечами и на всякий случай кивнул. Тогда Даан обернулся к своей жене и повторил для нее. А может, показал что-то совершенно другое.
Лиа ответила ему парой коротких жестов, поцеловала в лоб Джои и обернулась к Карелу с мягкой улыбкой.
– Он все равно путает «о» и «у». Даан просит тебя вместе с ним принести столы.
– Конечно.
Карел кивнул, и они вместе с Дааном выдвинулись на задний двор, где под навесом тот хранил свой продукт.
Даан никогда не делал ничего просто так, дерева в Горе практически не было, а значит, на столы и лавки поступил заказ из Завода, и через пару дней все этой уйдет по сходной цене.
– Н-да, – Карел потер подбородок. – Ну, только начать и кончить, делов-то.
Даан взялся за край стола, кивнул на него Карелу, тот подхватил со своей стороны и приподнял.
Стол был тяжелый, добротно сработанный. Пусть Даан никогда не говорил, да и не слышал толком, но дело свое знал. По Гору ходили слухи, что на его скамейках сидит весь Завод. Ну, и не обходилось без баек о парочке проклятых кресел работы неизвестного мастера.
Оставленный матерью Джои постоянно мешался под ногами, а Лиа порхала по комнате, накрывая столы, дожаривая мясо и раскидывая по тарелкам нарезанные овощи. Она была везде и повсюду, чем создавала некоторые проблемы для мужчин, лавирующих со столами так, чтобы не наступить ни на Лиа, ни на ребенка.