Заводная и другие (сборник)
Шрифт:
Чань оттаскивает старика на лестницу.
— Брось, дорогу как-нибудь найдем. Не хочу рисковать жизнью из-за твоего желания осмотреться.
Они предельно осторожно шагают в сторону промзоны. Темнеет, людей на улицах все меньше — тайцы поняли, что выходить на открытые места опасно.
— Что там? — шепчет Чань-хохотун.
Прищурившись, Хок Сен замечает трех человек, которые сидят на корточках у радиоприемника. Один водит над головой антенной — ловит сигнал. Старик замедляет шаг, потом зовет за собой Чаня, подходит и, чуть запыхавшись, спрашивает:
— Что слышно?
— Видели, как ракета
Тут его приятели замечают за спиной у Чаня мачете, притихают и нервно улыбаются.
Хок Сен торопливо делает ваи.
— Мы просто хотим узнать, что нового.
Один из тайцев сплевывает бетель, подозрительно оглядывает старика, но все-таки говорит:
— Аккарат выступает. — Он приглашает гостей послушать. Второй поднимает антенну. В динамике трещат статические разряды.
— …не выходить на улицу. Оставайтесь в помещении. Генерал Прача и его белые кители попытались свергнуть ее величество королеву. Наша обязанность — защитить госу…
Голос министра глохнет в помехах. Один из тайцев снова крутит настройку, второй, качая головой, говорит:
— Вранье это все.
— Нет, Сомдет Чаопрайя… — начинает первый, но приятель прерывает его:
— Ради своей выгоды Аккарат убил бы самого Раму.
Третий опускает антенну, и передача окончательно глохнет в шипении помех.
— Ко мне в магазин на днях приходил белый китель, хотел забрать себе мою дочь, говорил — добровольное пожертвование. Шакалы они все. Одно дело — небольшая взятка, но эти хийя…
Земля вздрагивает от нового взрыва. Тайцы и желтобилетники вместе поворачивают головы на звук.
«Мы как маленькие обезьянки, которые не понимают, что происходит в огромных джунглях».
От этой мысли Хок Сену не по себе. У них есть лишь кусочки головоломки, но общая картина не складывается. Сколько ни собирай информацию, целиком всего никогда не поймешь. Можно реагировать лишь на отдельные события и рассчитывать, что тебе повезет.
Старик тянет Чаня за руку:
— Пойдем.
Тайцы торопливо разбирают приемник и спешат в свой магазин. Через минуту на углу улицы уже пусто, словно только что не было там разговора о политике.
Чем ближе к промзоне, тем громче выстрелы. Министерские и военные ведут бои повсюду, но на каждый отряд в форме есть еще один гражданский — либо добровольцы, либо студенты, либо сторонники прошлого переворота — те, кого вывели на улицы политические группировки. Старик на минуту останавливается передохнуть у очередной двери. Между домами скачет эхо взрывов и выстрелов.
— Непонятно, кто тут за кого, — говорит Чань-хохотун, глядя на группу студентов с короткими мачете и желтыми повязками на плечах — они бегут к танку, который палит по старой башне. — На всех есть что-нибудь желтое.
— Каждый показывает, что верен королеве.
— Жива ли она вообще?
Хок Сен только пожимает плечами.
Студенты стреляют, диски-лезвия отскакивают от брони. Все-таки огромная махина. Старик не может не оценить, как ловко армия загнала столько танков в столицу — видимо, не обошлось без помощи адмиралов и их флота. А это значит, что у генерала Прачи больше не осталось союзников.
— Все они ненормальные, —
— На рикше подстрелить тебя будет проще, чем старуху с клюкой.
— Стар я для всего этого. — Хок Сен потирает больной сустав.
Снова взрыв — их обдает градом мелких камней. Чань смахивает с головы мусор и говорит:
— Надеюсь, наш поход стоит таких жертв.
— Если бы не он, ты бы сейчас поджаривался в трущобах.
— Тоже верно. Но все-таки надо поспешить. Не хочу долго испытывать судьбу.
Дальше — то же: темные перекрестки, стычки, слухи о казнях в парламенте, о пожаре в министерстве торговли, о мобилизации студентов университета Таммасат по поручению королевы. А потом — радиообращение. «На новой частоте», — говорят в толпе у дребезжащего динамика. Голос дикторши дрожит. Возможно, говорит под дулом пистолета, думает Хок Сен. Это кун Супавади — известная ведущая, которая всегда представляла интересные постановки. А теперь она испуганно просит своих сограждан сохранять спокойствие, пока танки разъезжают по улицам и берут под контроль весь город — от якорных площадок до доков. Из хрипящего динамика доносятся звуки взрывов, а спустя несколько секунд им вторит гулкое эхо на улице.
— Она ближе к месту сражения, чем мы, — замечает Чань-хохотун.
— Это хорошо или плохо? — не понимает Хок Сен.
Чань уже хочет ответить, но его прерывает яростный рев мегадонта и вой ружейных пружин. Все оборачивают головы на звук.
— А вот это точно плохо.
— В укрытие, — командует старик.
— Поздно.
Из-за угла выплескивается волна вопящих людей, которую гонят три зверя в карбоновой броне. Огромные склоненные к земле головы бьют наотмашь из стороны в сторону, бивни, утыканные длинными клинками, разрубают тела, как апельсины, и подбрасывают в воздух, как сухие листья. С площадок на спинах мегадонтов пулеметы открывают стрельбу — струи острых серебристых дисков бьют в самую гущу. Хок Сен с Чанем сидят, вжавшись в дверной проем. В толпе бегут несколько белых кителей и палят из пистолетов и винтовок, но их оружие бессильно против бронированных животных — к таким боям министерство природы никогда не готовилось. Строчат пулеметы, диски летят рикошетом во все стороны, растут горы окровавленных, извивающихся тел, кругом предсмертные крики раздавленных, темная улица тонет в дыму и запахе мускуса. На Хок Сена падает отброшенный ударом бивня человек. Из горла мертвеца хлещет кровь.
Старик вылезает из-под трупа. Ряд людей встает позади мегадонтов и дает залп из пистолетов. Хок Сен предполагает, что это студенты, и скорее всего из Таммасата, но на чьей они стороне — непонятно, и к тому же вряд ли сами представляют, с кем имеют дело.
Звери разворачиваются и поднимают головы. Стрелки, уворачиваясь от удара, вжимают Хок Сена в стену так, что тот не может даже вздохнуть. Старик хочет закричать, освободить себе немного места, но давят слишком сильно; он вопит и падает под напором перепуганной толпы. Мегадонт бьет, немного отходит назад, бьет снова, вонзая смертоносные бивни в самую гущу людей. Студенты швыряют в зверей бутылки с маслом, а вслед за ними — ярко пылающие факелы.