Завоевание Англии
Шрифт:
Несмотря на самообладание герцога, он сильно изменился в лице и ушел, едва кивнув головой.
— Ох уж этот мне Гарольд! — бормотал он про себя. — Все храбрецы толкуют о нем как о каком-то чуде; даже мои рыцари преклоняются перед ним… Мало того: самые враги его относятся к нему с уважением… Он владычествует над Англией, даже находясь в изгнании!
Раздумывая над услышанным, герцог угрюмо прошел мимо присутствующих и, отстранив придворного, который хотел доложить о нем, вошел в кабинет короля.
Эдуард был один, но громко
— О Господи! Санглак… Санглак!.. Озеро наполнилось кровью… Волны поднимаются все выше и выше! Они все краснеют и краснеют!.. О Фрейя!.. Где ковчег, где Арарат?..
Эдуард судорожно стиснул руку герцога и продолжал:
— Нет, там грудами навалены мертвые тела… много, много их там!.. А тут конь Апокалипсиса топчет в крови мертвецов!
Сильно перепуганный, Вильгельм поднял короля и положил его на парадную постель.
Через несколько минут Эдуард стал приходить в себя и, очнувшись, как казалось, ничего не помнил из происходившего с ним.
— Благодарю, Вильгельм, — сказал он. — Ты разбудил меня от несвоевременного сна… Как ты чувствуешь себя?
— Позволь мне лучше спросить о твоем здоровье, дорогой брат! Ты, кажется, видел дурной сон?
— О нет! Я спал так крепко, что не мог видеть ничего во сне… Но что это значит? Ты одет по-дорожному?
— Разве Одо не сообщал тебе, какого рода новости побуждают меня к отъезду?
— Да, да… я начинаю припоминать, что он говорил мне об этом, — ответил король, проводя по лбу бледной рукой. — Ах, бедный брат мой, тяжело носить корону! Отчего бы нам не удалиться в какой-нибудь храм и отложить все земные попечения, пока еще не поздно?
— Нет, Эдуард, это будет лишнее, — возразил герцог, с улыбкой качая головой. — Я пришел к убеждению, что жестоко ошибаются те, кто воображает, будто под одеждой отшельника сердце бьется спокойнее, чем под панцирем воина или под царской мантией… Ну, теперь благослови меня в путь!
Герцог опустился на колени перед королем, который, благословив его, встал и ударил в ладоши. По этому знаку из молельни, находившейся рядом, явился монах.
— Отец, приготовил ли Гюголайн, мой казначей, все, что я велел? — спросил король.
— О да! Сокровищница, гардеробная, сундуки, конюшни и сокольничья почти совсем опустошены, — ответил монах, кидая весьма недружелюбный взгляд на герцога Норманнского, в черных глазах которого вспыхнуло пламя алчности.
— Я не хочу, чтобы ты и твои спутники ушли от меня с пустыми руками, — с важностью обратился Эдуард к герцогу. — Твой отец приютил меня у себя, когда я был изгнанником, и я не забыл этой услуги…
Вильгельму очень хотелось напомнить королю высказанный последним еще прежде слабый намек на то, что именно герцог Норманнский наследует этот «усеянный терниями» трон, но присутствие монаха, а также неспокойный взгляд Эдуарда удержали его от этого намерения.
— Дай Бог, чтобы между нами и нашими подданными царствовала вечная любовь! — добавил король.
— Аминь! — произнес герцог. — Я очень доволен, видя, что ты, наконец-то, избавился от тех гордых мятежников, что так долго лишали тебя покоя!.. Вероятно, Годвин никогда больше не будет играть прежней роли при дворе?
— Ах, будущее в руках Водена! — тихо ответил король. — Впрочем, Годвин очень стар и убит горем!
— Больше самого Годвина надо опасаться его сыновей, в особенности же — Гарольда!
— Гарольда?! Гарольд был самым покорным из этого семейства… душа моя скорбит о Гарольде, — сказал король с тяжелым вздохом.
— От змеи могут произойти только змееныши, — заметил Вильгельм наставительным таном, — ты должен раздавить их всех своей пятой.
— Ты, пожалуй, прав, — ответил слабохарактерный король, который вечно поддавался чужому влиянию. — Пусть же Гарольд остается в Ирландии: так-то будет лучше для всех!
— Да, для всех! — повторил Вильгельм многозначительно. — Итак, да хранит тебя Бог, мой добрый король!
Он поцеловал руку Эдуарда и пошел к ожидавшей его свите.
Вечером того же дня он уже был далеко от Лондона. Рядом с ним ехал Ланфранк на своем невзрачном коне, а за свитой следовал целый табун навьюченных лошадей и тянулся громадный обоз: щедрый король Эдуард действительно не отпустил герцога с «пустыми руками».
Из всех городов, по которым гонцы разнесли весть о приезде герцога, ему навстречу выходили сыновья лучших английских семейств; они горели нетерпением увидеть знаменитого полководца, который в шестнадцать лет уже ехал во главе армии. Все они были одеты в одежду норманнов. Вообще, герцог повсюду встречал настоящих норманнов или желающих быть ими, так что один раз, когда из Дуврской крепости вышел встречать его отряд воинов, впереди которого несли норманнское знамя, он не смог удержаться от вопроса:
— Уж не сделалась ли Англия частью Нормандии?
— Да, плод почти созрел, — ответил ему Ланфранк, — но не спеши срывать его: самый легкий ветерок и так кинет его к твоим ногам.
— Но есть ветер, который может бросить его к ногам другого, — мрачно заметил герцог.
— А именно? — полюбопытствовал Ланфранк.
— Ветер, дующий с ирландского берега и попутный Гарольду, сыну Годвина.
— Почему ты опасаешься этого человека? — спросил ученый с нескрываемым изумлением.