Завоевание куртизанки
Шрифт:
Это было несвоевременным и грустным воспоминанием.
Кайлмор сидел, прислонившись к мягкой стенке кареты, наискосок от нее. Подвинуться поближе и упереться связанными руками в его бедра было нетрудно. Мышцы его длинных ног шевельнулись под ее пальцами. Он не оставался таким бесчувственным, как ему хотелось казаться. Инстинкт подсказал ей, что она все делает правильно.
Господи, это же всего лишь поцелуй. Она оставалась пресловутой Сорайей. Конечно, она могла поцеловать мужчину, оставаясь равнодушной.
Верити
Что ж, он добивается, чтобы она потрудилась ради предоставляемой передышки.
Это не вызывало сомнений. Она должна помнить, что это только месть и ничего больше. Сделка, заключенная между ними, ее поцелуй были лишь извращенной идеей, возникшей в запутанном лабиринте его ума.
Но если она после ранних неудач смогла стать самой известной куртизанкой Лондона, то, конечно, смогла бы своими поцелуями заставить мужчину забыть о его жестоких замыслах.
Верити глубоко вздохнула, давая волю своему воображению. Она стала целовать Кайлмора, подражая тому, как он раньше целовал ее. Ее руки ощущали, как напряглись мускулы его ног.
Но он по-прежнему не отвечал на ее поцелуи.
– В чем дело, ваша светлость? – тихо поддразнила она, почти не отрываясь от его губ. – Ведь это была ваша идея, если помните.
– Ты еще недостаточно заинтересовала меня, – сказал он с пренебрежением.
Его ответ возмутил бы ее, если бы она не услышала неуверенности в его голосе. Заставить ее ублажать его, очевидно, было частью наказания. Ублажать его, когда он оставался равнодушным.
Но он далеко не был равнодушным. Она на минуту подумала, не поднять ли свои руки повыше, чтобы убедиться в этом.
Сорайя, не колеблясь, так бы и сделала. Верити была более осторожной. Ведь сделка включала только поцелуй. Она не хотела в конце концов оказаться лежащей на спине, чтобы герцог мог с лихвой возместить ей то, чего, как он говорил, она заслуживала.
Она принялась выполнять свою задачу с укрепившейся решимостью. А он все еще не сдавался.
– Я знаю, вы пытаетесь проучить меня, – выдохнула она, касаясь его щеки.
Он не счел нужным это отрицать.
– И ты чему-то учишься?
– Узнаю, что вы не единственный, кто обладает упрямством мула.
Он невольно рассмеялся, и этот неожиданный проблеск человечности смягчил ее.
– Знаешь, Верити или Сорайя, кем бы ты ни была в данный момент, иногда у меня дух захватывает от твоей наглости.
Вопреки всему она улыбнулась.
– Надеюсь, не только от моей наглости, ваша светлость.
Он собирался ответить, но она страстным поцелуем зажала ему рот. На этот раз Кайлмор охотно ответил на поцелуй. Не потому, что ему этого хотелось,
Это была ее последняя здравая мысль за то долгое время, когда поцелуй увлек ее в жаркое пламя неведомого прежде наслаждения. В эту огненную бурю, жаркую и опасную, она бросилась, забыв о собственной безопасности. Он обхватил ее и бросил себе на колени.
Кайлмор первым отстранился от нее.
Она лежала на сиденье. В какой-то момент этого бурного поцелуя она оказалась лежащей под ним. Еще несколько мгновений, и он овладел бы ею. Тяжесть его тела, твердого и горячего, говорила о том, что это еще возможно.
Но даже этого оказалось недостаточно, чтобы она опомнилась. Без единого звука протеста она лежала под ним во власти наслаждения.
– Если я не остановлюсь сейчас, то уже не остановлюсь, – сказал Кайлмор. Его лицо исказилось от напряжения. Опираясь на руки, он словно держал ее в клетке, из которой она не испытывала большого желания убежать. – Или ты хочешь, чтобы я не останавливался?
– Хочу? – тупо повторила она, глядя на него.
Верити чувствовала, как распухли ее губы, а сердце стучало так, как будто она бежала от него изо всех сил, а не бездумно уступила домогательствам.
– Следует ли мне перейти от этого объятия к его естественному завершению?
На какое-то короткое мгновение он стал любезным любовником, которого она знала в Лондоне.
Она прерывисто вздохнула, пытаясь успокоить бушевавшее возбуждение. Под скрип кареты, громко звучавший в ее ушах, Верити пыталась собрать разбегавшиеся в смятении мысли и, что было более важно, силы для защиты. В голове промелькнуло воспоминание о том, что герцог назвал свой поцелуй невинным. Он был настолько же невинным, как взгляд Люцифера, наблюдающего за оргией в аду.
– Мадам? – спросил он, решительно прижимаясь к ее животу.
Ничто не могло бы привести Верити в чувства быстрее, чем это грубое движение. Вся приятная расслабленность покинула ее тело, Верити застыла в молчаливом протесте.
– Нет, – удалось произнести ей хриплым голосом. Затем, на грани отчаяния, она храбро добавила: – Но я считаю, что за искренние старания я заслужила освобождение от пут.
Он бросил на нее удивленный взгляд.
– Я развязал тебе руки, когда ты целовала меня.
– Что? – неуверенно спросила она, но тут же увидела, что это было правдой.
Хуже того, ее руки обнимали его и, лаская, поглаживали спину.
Верити была на волосок от того, чтобы не попросить у него еще более губительных поцелуев. Она смутно помнила, как во время их страстных объятий он дергал ее руки. Должно быть, тогда он их и развязывал.
Она почувствовала, как краснеет. Из всех унижений, которые были связаны с ее похищением, она сильнее всего ненавидела эти узы. И все же так увлеклась поцелуем, что даже не заметила, что ее руки свободны.