Завоеватели. Как португальцы построили первую мировую империю

Кроули Роджер

Их приветствовал городской управляющий во главе большой группы людей, вид которых не мог не вызвать настороженность. Там были бородатые длинноволосые мужчины с блестящими в мочках ушей золотыми серьгами. Иные – по пояс голые – держали в руках обнаженные мечи. Это были найяры, члены касты воинов – в детстве они приносили клятву защищать своего господина до самой смерти. Они держались почтительно, и потому португальцы, считавшие их христианами, вскоре почувствовали себя свободнее.

Да Гама ожидал паланкин под большим зонтом, в каких перемещались важные персоны. Шестеро мужчины поставили паланкин себе на плечи и пустились вперед бегом, да так быстро, что делегация едва поспевала за ними. По дороге

к ним присоединилась большая толпа.

Во дворце им предложили угощение из риса, масла и великолепной отварной рыбы. Городской голова и его свита отбыли в соседний дом – так, очевидно, полагалось по кастовым законам. Да Гама от еды отказался, чувствуя слишком большое нетерпение и недоверие к индийцам.

Затем их усадили в две связанные вместе лодки и повезли по реке, а следом потянулась целая кавалькада сопровождающих. На берегах, среди пальмовых деревьев и разнообразных судов, которые вытащили для просушки, толпилось множество народу. «Все пришли поглазеть на нас, – пишет автор дневника. – Когда мы причалили, капитан снова сел в паланкин». По мере приближения к городу толпа вокруг сгущалась. Женщины выскакивали из домов с детьми на руках и шли за ними. В описании проскальзывает нота клаустрофобии и растерянности, будто автор испуганно вертит головой, не понимая, что тут происходит. Их окружили люди необычной внешности, какие им не встречались нигде в Африке: бритые длиннобородые мужчины, женщины «низкорослые и уродливые», но с головы до пят в золотых украшениях. Даже на пальцах горели перстни с драгоценными камнями, свидетельствующие о богатстве владельцев. Но в общем люди были «доброжелательные и умеренного нрава». И своим количеством поражали больше, чем наружностью.

В городе их сначала повели в церковь – «большую, как монастырь, из тесаного камня, покрытого цветными плитками». Португальцы пока не догадывались, что это индуистский храм, а не церковь некоей христианской секты. Перед входом были два столба – вероятно, лингамы бога Шивы. Внутри они увидели святилище с бронзовой дверью, за которой был «образ, по их словам, Богородицы». Трудно сказать, что было утеряно в сложном процессе перевода, но да Гама с молитвой опустился на колени, а священники окропили его святой водой и дали им «белой глины, которую христиане в этой земле наносят себе на лица и руки». Автор отмечает изображения святых в коронах, «нарисованных в разнообразной манере, с зубами торчащими вперед и четырьмя или пятью руками».

Когда моряки вышли на улицу, пришлось бить в барабаны, дуть в трубы и волынки и палить из мушкетов, чтобы расчистить себе путь в толпе. Лишь на закате они добрались до дворца. «С трудом мы преодолели четыре двери, отбиваясь от любопытных», – пишет хроникер. Наконец они пришли в зал для аудиенций – «просторное помещение с деревянными сиденьями в несколько рядов, как в наших театрах». На полу лежал ковер из зеленого бархата, стены были обиты разноцветным шелком. Перед ними сидел человек, которого они считали христианским монархом и ради встречи с которым проделали 12 тысяч миль.

Глава 5. Заморин. Май 1498 – август 1499 года

Португальцам индийский монарх сразу показался весьма примечательным: «Король имел смуглую кожу, был крупной комплекции и довольно сильно в летах. На голове у него была шляпа или митра, украшенная драгоценными камнями и жемчугом, и в ушах блистали драгоценные камни. На нем был великолепный хлопковый камзол с пуговицами из крупного жемчуга и петлями, отделанными золотой нитью. До колен его прикрывало белое калико. Пальцы на ногах были украшены золотыми песнями с драгоценными камнями, а равно и его ноги и руки были покрыты браслетами из золота».

Заморин возлежал в позе восточной неги на зеленом атласном диване,

жуя листья бетеля и сплевывая в большую золотую плевательницу. «По правую руку от монарха помещалась неохватная золотая чаша с травами. Всюду стояли серебряные кувшины. Над диваном был позолоченный навес».

Проводник заранее объяснил да Гаме, как вести себя в присутствии важной персоны: не подходить слишком близко и говорить держа руки против рта. Гостям предложили фрукты и воду в серебряных кувшинах, пить из которых следовало не касаясь их губами. Португальцы стали лить воду себе в горло, захлебываться и намочили лица и одежду, чем немало позабавили заморина.

В зале, как и повсюду, было многолюдно. Гостям это не понравилось. Когда да Гама попросили произнести речь, он гордо отказался и потребовал личной беседы с монархом. Его провели во внутренние покои, и там он через переводчиков объяснил цель своего визита в землю Индии, «которую они ищут уже шесть десятков лет». Их король, «самый могущественный и богатый человек на свете», послал их отыскать здесь христианских правителей. Письма Мануэла он обещал доставить на следующий день, полагая, что заморин и есть тот самый христианский правитель.

Время было уже позднее. По заведенному обычаю заморин спросил, где гости хотят остановиться на ночь – в доме христиан (то есть индуистов) или у мусульман. Да Гама попросил отвести им отдельный дом. В десять часов они вышли на улицу, по-прежнему запруженную народом. Начался ливень. Под ногами чавкала жирная тропическая грязь. Да Гаму несли на палантине, закрывая от дождя зонтом. Носильщики двигались так медленно, что он наконец потерял терпение и стал жаловаться. Ему предложили лошадь без седла, но он отказался. Так продолжалось, пока они не пришли в отведенный им дом, куда матросы уже доставили кровать капитана, бывшую на шлюпке, а также дары для заморина. Проведя долгий, напряженный день, полный впечатлений, в толпе и скученности, протащившись несколько миль под душным ливнем и, вероятно, еще не вполне отойдя от морской качки, португальцы в изнеможении свалились и уснули.

Доверие к ним заморина – когда бы таковое вообще имело место – быстро испарилось. Если их дары вызвали усмешку в Мозамбике и Малинди, то здесь дело обстояло еще хуже. На следующее утро да Гама собрал посылку во дворец: двенадцать штук полосатой ткани, четыре красных плаща, шесть шляп, четыре нитки коралловых бус, шесть медных тазов, головку сахара, по бочонку меда и масла. Все это могло впечатлить вождя африканских дикарей, но не правителя богатейшей торговой области в Индийском океане. Увидев эти «дары», городской голова только рассмеялся. «Самые бедные купцы из Мекки или других земель дарят нам больше… Если он хочет сделать подарок, то это должно быть золото», – заявил он и наотрез отказался передавать посылку заморину. Присутствующие там торговцы-мусульмане также уничижительно отозвались о португальских подарках.

Требовалась срочная и жесткая реакция. Да Гама в ярости отвечал, что он не купец, а посланник, и если королю Португалии будет угодно, то в следующий раз он пришлет более щедрые дары. И потребовал встречи с заморином, дабы лично объяснить ситуацию. Его попросили немного подождать – за ним, мол, придут.

Он ждал, теряя терпение. Вестей из дворца не было. Вероятно, мусульманские купцы что-то пронюхали о случившемся ранее на побережье Суахили, об обстрелах и стычках португальцев с местными жителями. Ибо при всей свободе торговли в Каликуте каждый из участников заботился о своих интересах. К примеру, по некоторым сведениям, в свое время мусульман использовали, чтобы не допустить в город китайских торговцев. Наверное, мусульмане нашептали местному правителю, что да Гама авантюрист или, хуже того, пират. И может быть, даже предложили его убить.