Завтра началось вчера
Шрифт:
— Хорошо, так и сделаем, — без заминки солгала я.
— Я пойду договорюсь о твоем отъезде.
Как только Кирсанов скрылся за дверью, я решила проверить свои силы; сесть на кровати, свесив ноги, а затем встать уже не представляло для меня трудности, но вот первый шаг дался сложнее: если бы не ручка кровати, я грохнулась бы на пол. Но сдаваться — не в моем характере. Не обращая внимания на головокружение, я пыталась ходить как обычно, но со стороны, наверное, это выглядело нелепо. И все-таки я переборола головокружение и за десять минут научилась
Вошел Кирсанов и протянул мне одежду.
— Что это? А где моя одежда?
— От твоей остались только сапоги, все остальное изодрано в клочья. Это вещи моей жены, она любезно их тебе предоставила.
— Передай ей огромное спасибо, — рассматривала я принесенное.
— Конечно передам.
— Как она, кстати?
— Нормально, работает там же, здоровье тьфу-тьфу, — Киря сделал вид, что плюет через левое плечо, — не жалуется.
— А у вас, по-моему, недавно была очередная годовщина свадьбы? Поздравляю! — Я торжественно пожала ему руку.
— Спасибо. — Он смущенно улыбнулся.
— Почему не пригласил на торжество?
— Я хотел, но потом узнал, что ты в это время была в Испании, так что не обижайся.
Действительно, одно время я прожила в Испании целых два месяца — гостила у близких знакомых, живущих в Таривьехе — небольшом городке, расположенном на побережье, и вернулась оттуда совсем недавно.
— Какие обиды, Киря, о чем ты говоришь? — Немного помолчав, я добавила: — А теперь выйди, пожалуйста, мне нужно переодеться.
В холле больницы, проходя мимо зеркала, я остановилась. Ни в палате, ни по пути следования до холла зеркал нигде не было, и я не могла лицезреть свое отражение. Теперь же с ужасом разглядывала незнакомую мне женщину, тупо смотревшую на меня из зазеркалья. Если бы я не знала, что это зеркало, я могла бы просто решить, что это окно, за которым находится такой же холл.
По бокам опаленные волосы — представляю, что творилось сзади! — лоб и правая щека исцарапаны битым стеклом, на подбородке красовалась ссадина размером со спичечный коробок, под левым глазом распух побагровевший синяк, частично распространившийся на лоб и спустившийся до половины щеки; на виске — крестик лейкопластыря, шея обмотана бинтом. Невредимыми остались лишь глаза да ресницы, защищавшие их.
Я произнесла по слогам матерное слово, которое сказала бы любая уважающая свою внешность женщина, обнаружив в зеркале отражение, которое я увидела.
— Мне же теперь из дома выходить нельзя как минимум неделю! — закричала я сама себе.
— А я что говорил? — подлил масла в огонь стоявший рядом Кирсанов.
— Тебя никто не спрашивал, — нечаянно вырвалось у меня — просто надо было сорвать на ком-нибудь злость.
— Ладно, буду молчать.
— Извини, не каждый день видишь такое.
— Нормально все!
— Тогда поехали.
И мы направились к выходу.
— Слушай, а как тебе удалось устроить меня в люксовую палату? — спросила
— Чисто случайно, так же как и тебя нашел.
— Кстати, как ты появился на месте взрыва?
— Я там не появлялся. Меня в гости позвал мой старинный знакомый, да ты его знаешь, Антошка Бородастов, к себе на день рождения.
Я напрягла память и действительно вспомнила. Мы встречались в одной компании, тогда он учился в медицинском институте.
— Борода, что ли? — припомнила я его кличку.
— Точно. Борода.
— Сто лет его не видела, как он?
— Один из ведущих хирургов областной больницы, такие бабки зашибает, нам и не снилось.
— Вот, набрался блатных словечек от уголовщины.
— С волками жить — по-волчьи выть.
На очередном светофоре, когда зажегся зеленый, машина заглохла. Сзади послышались нервные сигнальные гудки стоявших за нами машин. Кирсанов пытался завести старенькую «четверку», но ничего не получалось. Однако после того, как он вспомнил о какой-то матери и сопутствующих действиях, машина подала надежду и заурчала — появились признаки жизни. Через несколько секунд мы ехали дальше.
— Ты остановился на том, как нашел меня, — напомнила я водителю «четверки».
— День рождения у него совпал с дежурством, а поменяться на этот день было не с кем. Вот он и решил отпраздновать прямо на работе.
— Ведущий хирург…
— Этот хирург после литра медицинского спирта делает сложнейшие операции.
— С летальным исходом?
— Нет, из всей его практики под его скальпелем умерло человек десять, да и то все они скончались бы в любом случае, потому что были безнадежны.
— Это его работа и его забота, не буду его осуждать.
— Мы вышли с ним в приемное отделение, мне позвонить было нужно, — продолжил свое повествование Кирсанов. — Позвонил и собрался идти обратно в ординаторскую, а тут, смотрю, лицо знакомое, запыленное все такое, в побелке. Думаю, неужто Танюху убили? Нет, смотрю, дышит — нашу Таньку так просто не возьмешь. Ну, договорился с Бородой, а он, в свою очередь, — с заведующим отделения, вот тебя и устроили в люксовую палату.
— Что ж, я Бородастову даже спасибо не сказала, неудобно как-то.
— Без толку! Он спит после тяжелой ночи и проснется, наверное, только к концу дежурства.
— Бедняга, заработался.
— Заотмечался.
— Во-во, и я про то же.
— А у меня для тебя сюрприз. — Кирсанов закинул руку за сиденье, достал оттуда некое подобие сумки.
Это была моя сумка, перепачканная мелом, песком, каким-то маслом и бог знает чем еще, обугленная и изрезанная, но, главное, — не потерявшая собственного достоинства, самого главного — своего содержимого.
Первым делом я проверила, не пропали ли документы. Однако опасения были напрасными: в сумке все лежало на месте, даже деньги, которые в таких ситуациях обычно куда-то исчезают. Разбитый прибор ночного видения стал еще более разбитым. Окуляры — вдребезги!