"Завтра Война"
Шрифт:
«Лечить, как? Нет, не поможет исцеление, оно уходит. Нет! Держись!!! Я помогу! Живи! Держись!!!»
Руки легли на тело, мысленно тянусь к истаивающей сути, взывая и прося принять помощь. На мгновение перевожу взор к небесам, высматривая в паутинах мироздания те узелки, что принадлежали этому созданию. Кажется, проходит вечность, пока отыскиваю тот самый, что сиротливо мерцал, ещё не утратив память прежней связи. Тянусь к сплетению, одновременно пытаясь удержать суть создания, окончательно утратившего силы для борьбы. Мгновение, и, кажется, уже я теряю собственные силы,
– Де-ер-жись! – хрипя, дотягиваю нить связи и соединяя её с сутью.
Кажется, полегчало, когда на плече вдруг ощутил благостное тепло, вливающее силы для борьбы. Оборачиваюсь и вижу лежащую на моем плече руку, по которой в меня передаётся жизненная сила, идущая по цепочке от стоявшего следом к первому, что возложил на меня свою руку.
– Спасибо… спасибо…, - киваю, кажется, улыбнувшись, продолжая вытаскивать суть и соединяя её с измождённым телом, жадно впитывающим вливаемую жизнь, возвращая её из небытия посмертия, о котором я знаю даже больше, чем хотелось бы: - Прорвёмся! Слышишь? Прорвёмся! Мы тебя не бросим, ты, главное, держись!
Междуглавие 3.
Печная сажа осела на лице толстым слоем, но кузнец не обращал на неё внимания, продолжая работать седьмой день подряд, безвылазно трудясь над металлом, постоянно бормоча, будто бы разговаривая и что-то рассказывая тому, словно металл был живым. И никто не мешал тому, хоть и был человек новым, оказавшимся в кузне как раз неделю назад.
В то время в кузне была лишь пара кузнецов, занимавшихся своими делами и не обративших внимания на нового посетителя, аки таковых за день захаживало не мало. Кто только не решал попробовать себя в кузнечном деле, и каждого испытывали кузнечные мастера, дабы выяснить, выйдет ли из человека толк, али тот попросту по прихоти минутной решился на столь тяжёлую профессию.
Вот так вошёл тогда он в Главный Храм Сварога, снял свою простецкую шапку, поклонился очагу и подошёл инструментам, лежавшим возле верстака на полках. Ходил он, перебирая инструмент и раскладывая тот да так, что тот оказывался на своих местах, собираясь в строгий порядок, в котором любой смог бы сориентироваться, с лёгкостью найдя нужную кувалду или щипцы. Кузнецы поглядывали на прибирающегося незнакомца, но не говорили ни слова, продолжая работать, а тот, взявшись за метлу, принялся подметать, при этом нагибаясь раз за разом, чтобы поднять обломок, кусочек или крупицу металла, тут же пряча ту в кармане и продолжая дальше прибираться.
Спустя несколько часов, когда вся кузня была прибрана, он подошёл к лежавшим в стороне заготовкам, имевшим дефекты.
– Если нужно, бери, это после учеников металл порченный, - произнёс один из кузнецов.
– Металл порченным не может быть, - проворчал тот.
– Тебя звать-то как?
– Вакулин Игнат Сидорович, - ответил он ворчливым голосом: -Вакула, если проще.
– Ага, бери, что надо, учиться ремеслу не мешаем.
– Чего тут учиться-то? – пробурчал себе Вакула под нос, беря
Вот так, спустя семь дней, все уже знали чудного Вакулу, что с металлом общается, сказки ему рассказывает, да гладит, будто бы лаская. Но в кузнице более не было негодного металла, а за работой кузнеца то и дело приглядывали, учась и перенимая знания. А Вакула день ото дня, не смотря на собственную усталость, будто бы менялся на глазах, становясь все более жизнерадостным и молодея собою. И работа в его руках выходила все лучше и лучше, как будто бы те вспоминали давно привычное дело и возвращали былую силу того, кто мог без усилия разогнуть подкову, но никогда не сделавших подобную ребяческую глупость, ведь металл может и обидеться.
– Хороший металл, добрый, - приговаривал Вакула, работая кувалдой: -Добрая коса будет, камень не затупит, в землю не пойдёт. Добрый металл, хороший.
– Вакула! – окликнул кузнеца один из местных: - Ты бы отдохнуть сходил бы, которые сутки на ногах у горнила-то!
– Я уже наотдыхался, - проворчал Вакула: - По металлу соскучился родимому, по работе…
Глава 4.
– Серёг, - тяжело дыша, произнёс Воислав, сидевший рядом и также глядящий на чистое озерцо посреди леса.
– Я, - отзываюсь, машинально вытирая текущую из носа юшку о мифриловую перчатку.
– Скажи, у тебя всегда так все сложно?
– Что именно.
– Все.
– Все - нет, а так - да.
– А ты вот так и тогда все ощущал?
– Когда?
– Тогда, когда Тумана вытаскивал и прочих.
– Нет. Хотя. Да, - рука вновь стёрла не желающую останавливаться кровь: - Нет. Сейчас было тяжелее, не знаю, раз в десять точно.
– Извини.
– За что?
– Что тогда заставляли тебя проходить через это.
– Брось ты, я тогда людям помогал, вытаскивал их, а то, что переживал их жизни, так это побочный эффект. Но я не жалею, и, если понадобится, готов вновь. А сегодня я должен вас благодарить и извиняться, что вот так оголтело бросился и не спросил даже. Спасибо вам, не знаю, справился бы без всех вас.
– Да что там? Наше дело малое, думаю, все рады, что помогли. Ты только вот скажи, что мы сделали? Кого вытащили? А то только насладиться твоими ощущениями смогли.
– Хранителя земель, - раздался рядом знакомый мне голос, и на бережок присел Любомир Дубравный в своём наряде: - Огнеслав, духи лесные благодарят тебя за это. Не дал Заступнику сгинуть, даровав перерождение и заступившись.
– Любомир, рад тебя видеть. Каким ветром?
– Попутным, пришёл приглянуть за Колыбелью, пока Заступник не переродится.
– А раньше чего не приходил?
– Так не мог, - на лице Лешего проступила горечь: - Слышал и не мог, земля была осквернённая, а как ты её очистил да присоединил, так сразу же сюда. Да и не только я, сейчас на этой земле все духи трудятся, готовя леса да луга к перерождению, чтобы те вместе с Заступником по весне возродились.
– Понятно, это хорошо, что присмотрите, а то нам надо идти дальше.