Завтрак для чемпионов, или Прощай, черный понедельник
Шрифт:
Он до того стал похож на китайца, что и одеваться начал по-китайски. Настоящие китайцы часто принимали его за настоящего китайца.
В письме Фред Т. Бэрри признавался, что произведений Килгора Траута никогда не читал, но с радостью прочитает их перед фестивалем.
«Вас горячо рекомендовал Элиот Розуотер, — говорилось в письме. — Он уверил меня, что Вы, безусловно, величайший из современных американских писателей. Высшей похвалы я не знаю».
К письму был пришпилен чек на тысячу долларов. Фред Т. Бэрри объяснил, что деньги посылает на путевые расходы и как гонорар.
Сумма
Вот как случилось, что Килгора Траута пригласили на фестиваль. Фред Т. Бэрри очень хотел, чтобы фестивальный зал Мидлэндского центра искусств украшала какая-нибудь сказочно дорогая картина. И хоть он сам был сказочно богат, все же купить такую картину ему было не по карману, и он стал искать, у кого бы на время призанять какой-нибудь шедевр.
Прежде всего он обратился к Элиоту Розуотеру, у которого была картина Эль Греко, стоившая три миллиона долларов с лишним. Розуотер сказал, что даст на фестиваль эту картину при одном условии: на праздник должен быть приглашен в качестве докладчика величайший писатель из всех пишущих на английском языке, а именно: Килгор Траут.
Траут посмеялся над лестным приглашением, но потом вдруг перепугался. Снова посторонний человек лез к нему в «мешок». Угрюмо косясь в сторону, он спросил у своего попугая:
— Откуда вдруг возник такой интерес к Килгору Трауту?
Он снова перечитал письмо.
— Да они не только хотят, чтобы приехал Килгор Траут, — сказал он попугаю, — они желают, чтобы он явился в смокинге, понимаешь, Билл?.. Нет, тут что-то не так… — Он пожал плечами. — А может быть, они потому и пригласили меня, что узнали про смокинг?
У Траута действительно был смокинг. Лежал он в чемодане, который Траут таскал за собой с места на место уже лет сорок. В чемодане хранились его детские игрушки, кости бермудского буревестника и много разных других курьезов, в том числе и смокинг, который Траут надевал когда-то на школьный бал, в 1924 году, перед окончанием средней школы имени Томаса Джефферсона в Дейтоне, штат Огайо. Траут родился на Бермудских островах, учился там в начальной школе, но потом его родители переехали в Дейтон.
Его средняя школа носила имя крупного рабовладельца, который был также одним из самых выдающихся теоретиков в мире по вопросам прав человека на свободу.
Траут вытащил из чемодана смокинг и померил его. Смокинг был очень похож на тот, который как-то на старости лет надевал мой отец. Материя была покрыта зеленоватой патиной плесени. В некоторых местах плесень походила на тонкий кроличий пушок.
— Как вечерний костюм вполне годится, — сказал Траут. — Но скажи мне, Билл, что там, в Мидлэнд-Сити, носят в октябре, до вечера, пока еще солнце светит? — Траут подтянул штаны, так что стали видны его икры в причудливом сплетении вен. — Бермудские шорты с носками, что ли? А, Билл? Что ж, в конце концов я сам — с Бермудских островов.
Он потер смокинг влажной тряпкой, и плесень легко сошла.
— Неприятно мне, Билл, — сказал он про убитую им плесень. — Плесень тоже хочет жить, как и я. Она-то знает, Билл, чего ей хочется. А
Тут он подумал: «А чего хочет сам Билл?» Угадать было легко.
— Билл, — сказал Траут, — я так тебя люблю, и я теперь стал такой важной шишкой, что сейчас же могу исполнить три твоих самых заветных желания, — И он открыл дверцу клетки, чего Биллу не удалось бы добиться и за тысячу лет.
Билл перелетел на подоконник. Он уперся плечиком в стекло. Между ним и вольной волей стояла только одна эта преграда — оконное стекло.
— Твое второе желание сейчас тоже исполнится, — сказал Траут и снова сделал то, чего Билл никак сделать бы не мог: он открыл окошко. Но попугай так испугался шума при открывании окна, что тут же влетел обратно в клетку.
Траут закрыл клетку и запер дверцу на задвижку.
— Умней тебя еще никто не придумал такого исполнения трех желаний, — сказал он попугаю, — Теперь ты знаешь точно, чего тебе желать в жизни: вылететь из своей клетки.
Траут понял, что единственное письмо от читателя как-то связано с приглашением, но никак не мог поверить, что Элиот Розуотер — взрослый человек. Почерк у Розуотера был совсем детский:
— Билл, — задумчиво сказал Траут, — ведь это дело для меня обстряпал какой-то мальчишка. Наверно, его родители дружат с председателем фестиваля искусств, а в тех краях никто книжек не читает. И когда мальчик сказал им, что я хороший писатель, они все сразу поверили. Не поеду я, Билл, — добавил Траут, покачав головой — Не хочу я вылетать из своей клетки. Слишком я умный. Да если бы мне и хотелось отсюда вылететь, я бы ни за что не поехал в Мидлэнд-Сити. Зачем нам становиться посмешищем — и мне, и моему единственному читателю.
Так он и решил. Но время от времени он перечитывал приглашение и запомнил его наизусть. А потом он внезапно понял, что в этой бумаге скрыт некий тайный смысл.
Выискал он этот смысл наверху бланка, где были изображены две маски, символизирующие комедию и трагедию. Одна маска была такой:
Другая такой.
— Видно, им там нужны одни счастливцы с улыбочкой, — сказал он своему попугаю. — А невезучим там не место.
И все же Траут не переставая думал о приглашении. Вдруг у него появилась идея, которая показалась ему очень заманчивой: а что, если им будет полезно посмотреть именно на такого неудачника?
И тут в нем вспыхнула огромная энергия.
— Билл, Билл, слушай, я вылетаю из клетки, но я сюда вернусь. Поеду туда, покажу им то, чего никогда ни на одном фестивале искусств никто не видел: представителя тысячи тысяч художников, которые всю свою жизнь посвятили поискам правды и красоты — и ни шиша не заработали!