Завтрашние заботы
Шрифт:
– Нет. Надо вынести ведро.
– Где чердак? – спросила Тамара.
– Нет, ты никуда не пойдешь. Тебе надо отогреться как следует. Александр!
– Дай мне письмо! – сказал старик. Жена дала ему письмо. Старик подышал на бумагу и поднес ее к самым глазам. – У Пети совершенно не изменился почерк… Прописные буквы твои, а все остальное от меня.
– Александр, ведро надо вынести. И если бы девушка не пришла и не принесла письмо, я все равно заставила бы тебя вынести ведро!… Мужчин надо заставлять двигаться, милая моя, – объяснила женщина
– «Я знаю только одно, что я не понимаю своего народа, – прочитал старик из письма. – Я не знаю, что такое русский народ, русский характер и где кончаются его плюсы и начинаются его минусы. Всегда я чувствую только одно: сила моего народа, моей истории огромна; ее роль в истории мира тоже огромна. И если на земле есть Христос, то это и есть Россия…» Болван! – закончил старик. – И это мой старший сын!
Анна Сергеевна отняла у старика письмо. Он было собрался его разорвать. Старик скинул одеяло с плеч и поднялся из кресла. Он был высокий, в демисезонном пальто, – черный бархат воротника, белизна седин и бледность лица. «Он скоро умрет», – подумала Тамара.
– Где мои валенки, Аня? – проворчал старик. – Я не могу идти на улицу босиком, в конце концов!
Анна Сергеевна поставила валенки перед стариком. Старик пихнул валенки ногой. Ему совершенно не хотелось идти на мороз. Он предпочитал пофилософствовать:
– Они не понимают свой народ! Они не знают, что такое русский характер! Федор Достоевский сказал про таких болванов, как мой старший сын! Он сказал: если ты ничего, ни бельмеса, не понимаешь, то и молчи в тряпочку! Нечего хвастаться своей тупостью! Они заявляют, что ничего не понимают, и думают, что этим открыли Америку и поразили всех своей откровенностью! И ему вручили судьбы людей! Он командует целым батальоном! Несчастные его солдаты!… Аня, все наши соседи выливают ведра из окон, и я…
– Ни в коем случае! – сказала Анна Сергеевна. – Пускай они выливают. А мы не будем выливать помои из окна кухни. Это слишком некрасиво, Александр. Постыдился бы девушки!
Старик зарычал от возмущения. Он считал оскорблением даже мысль о возможном стыде. Он переобулся и открыл дверцу «буржуйки», грея прозрачные руки. И все трое затихли, глядя на желтое пламя. Отблески пламени плясали по красному дереву старинного шкафа. Глубокая тишина стояла вокруг. И только слабо шипела, пузырясь, краска на горящем холсте.
– Жарко горит! – сказала Анна Сергеевна. Старик наконец собрался с духом и вышел.
Тамара резала картину на квадратные кусочки. Из мохнатых, густых нитей старинного холста под бритвой сочилась пыль: пыль копилась в холсте добрую сотню лет.
– Как ты думаешь, он очень плох? – спросила Анна Сергеевна.
– Ага, – ответила Тамара.
– Он доживет до весны?
– Не знаю.
– Мне обещали полкило масла за столовое серебро. Он не хочет менять серебро. Власть вещей, милая. Ты молода и не поймешь этого. Но она есть, власть вещей. Я, конечно, сменяю серебро. Мне уже обещали устроить полкило масла.
–
– Нужно выжить назло немцам, – сказала Анна Сергеевна. – Вот ты принесла письмо, и мы протянем лишнюю неделю. Видишь, вчера я не могла заставить его вынести ведро, а сейчас он пошел. Он гордый и смелый человек, мой муж.
Старик вернулся с пустым ведром в руках.
– Почему ты так быстро? – спросила Анна Сергеевна.
– Я вылил в окно, Аня, – бесстрашно ответил старик, глядя ей в глаза.
Анна Сергеевна вздохнула и сказала:
– Бог тебя простит, Александр!
Тамара взяла ведро из рук старика и вышла в прихожую.
«Я помоюсь немножко, потом я посплю у них, они хорошие, – думала Тамара. – Потом я отнесу письма в двадцать второй дом. Это лучше, когда куда-то надо идти обязательно».
Старик опять сел в кресло, укрылся одеялом и читал книгу Платона. В белом, чистом тазу парила на «буржуйке» вода. Репродуктор ожил, из него слышалась музыка. Иногда от дальнего взрыва язычок огня в лампе трепетал, и тогда старик чертыхался – ему не разобрать было буквы в книге.
– Нельзя читать о еде, – сказала Тамара старику.
– Почему ты думаешь, что я читаю о еде? – спросил он.
– Там пируют? Там идет пир, да? Брат Анны Николаевны все читал книгу о вкусной и здоровой пище и умер.
– Нет, здесь нет о пище. Сытые люди редко писали о еде в книгах, девушка, – сказал старик, откладывая книгу.
– Раздевайся, – сказала Анна Сергеевна. Тамара стала послушно раздеваться, а старик
сказал:
– Это книга о любви. Платон утверждает, что самое ценное на свете не вещи и символы их, а связи между всеми вещами мира. Всю жизнь он искал главную связь. И сказал, что нашел ее в любви. Но, я думаю, он соврал, он просто уверил себя в том, что нашел главную связь.
Анна Сергеевна помогала Тамаре стянуть валенки и гамаши.
– Сегодня стреляют очень долго, – сказала Анна Сергеевна. – Обычно они кончают раньше.
– Сегодня большой мороз, и они знают, что хуже тушить пожары, – объяснила Тамара.
– От снарядов загорается редко, – сказала Анна Сергеевна. – А голову мы будем мыть тоже?
– Обязательно будете. Иначе у почтальона скоро вылезут волосы. А они ей еще пригодятся, – сказал старик.
Тамара стояла посреди маленькой комнаты, освещенная огнем из «буржуйки», на куче своей одежды.
– Ты бы отвернулся, дедушка, – сказала она. Старик закряхтел, вылез из кресла и стал прилаживать свое одеяло на окно.
– Так будет меньше дуть, – объяснил он.
А Тамара увидела себя в зеркале шкафа и удивилась. Она была не такая тощая, как думала. Ей давно казалось, что ноги вот-вот должны уже переломиться.
– Ты будешь очень красивой, – сказала Анна Сергеевна.