Завтрашний ветер

Евтушенко Евгений Александрович

до самовоспитания собственными обязанностями, он

катится вниз, даже несмотря на профессиональную

искушенность. Существует такая мнимо красивая

фраза: «Никто никому ничего не должен». Все долж-

ны всем, но поэт особенно.

Стать поэтом — это мужество объявить себя долж-

ником.

Поэт в долгу перед теми, кто научил его любить

поэзию, ибо они дали ему чувство смысла жизни.

Поэт в долгу

перед теми поэтами, кто были до

него, ибо они дали ему силу слова.

Поэт в долгу перед сегодняшними поэтами, своими

товарищами по цеху, ибо их дыхание — тот воздух,

которым он дышит, и его дыхание — частица того

воздуха, которым дышат они.

Поэт в долгу перед своими читателями, современ-

никами, ибо они надеются его голосом сказать о вре-

мени и о себе.

Поэт в долгу перед потомками, ибо его глазами

они когда-нибудь увидят нас.

Ощущение этой тяжелой и одновременно счастли-

вой задолженности никогда не покидало меня, и, на-

деюсь, не покинет.

После Пушкина поэт вне гражданственности не-

возможен. Но в XIX веке так называемый «простой

народ» был далек от поэзии, хотя бы в силу своей

неграмотности. Сейчас, когда поэзию читают не толь-

ко интеллигенты, но и рабочие, и крестьяне, понятие

гражданственности расширилось — оно как никогда

подразумевает духовные связи поэта с народом. Когда

я пишу стихи лирического плана, мне всегда хочется,

чтобы они были близки многим людям, как если бы

они сами написали их. Когда работаю над вещами

эпического характера, то стараюсь находить себя в

тех людях, о которых пишу. Флобер когда-то сказал:

«Мадам Бовари — это я». Мог ли он это сказать

о работнице какой-нибудь французской фабрики? Ко-

нечно, нет. А я надеюсь, что могу сказать то же са-

мое, например, о Нюшке из моей «Братской ГЭС»

и о многих героях моих поэм и стихов: «Нюшка —

это я». Гражданственность девятнадцатого века не

могла быть такой интернационалистской, как сейчас,

когда судьбы всех стран так тесно связаны друг

с другом. Поэтому я старался находить близких мне по

духу людей не только среди строителей Братска или

рыбаков Севера, но и везде, где происходит борьба

за будущее человечества, — в США, в Латин-

ской Америке и во многих других странах. Без

любви к Родине нет поэта. Но сегодня поэта нет и

без участия в борьбе, происходящей на всем земном

шаре.

Быть поэтом первой в мире социалистической

страны,

на собственном историческом опыте проверя-

ющей надежность выстраданных человечеством идеа-

лов, — это налагает особую ответственность. Истори-

ческий опыт нашей страны изучается и будет изучаться

и по нашей литературе, по нашей поэзии, ибо ни-

какой документ сам по себе не обладает психологи-

ческим проникновением в сущность факта. Таким об-

разом, лучшее в советской литературе приобретает

высокое значение нравственного документа, запечат-

ляющего не только внешние, но и внутренние черты

становления нового, социалистического общества.

Наша поэзия, если она не сбивается ни в сторону

бодряческого приукрашивания, ни в сторону скепти-

ческого искажения, обладает гармонией реалисти-

ческого отображения действительности в ее развитии,

может быть живым, дышащим, звучащим учебником

истории. И если этот учебник будет правдив, то он

по праву станет достойной данью нашего уважения

к народу, вскормившему нас.

Переломный момент в жизни поэта наступает тог-

да, когда, воспитанный на поэзии других, он уже на-

чинает воспитывать своей поэзией читателей. «Мощ-

ное эхо», вернувшись, может силой возвратной волны

сбить поэта с ног, если он недостаточно стоек, или

так контузить, что он потеряет слух и к поэзии, и ко

времени. Но такое эхо может и воспитать. Таким об-

разом, поэт будет воспитываться возвратной волной

собственной поэзии.

Я резко отделяю читателей от почитателей. Чита-

тель при всей любви к поэту добр, но взыскателен.

Таких читателей я находил и в своей профессиональ-

ной среде, и среди людей самых различных профес-

сий в разных концах страны. Именно они и были всег-

да тайными соавторами моих стихов. Я по-прежнему

стараюсь воспитывать себя поэзией и теперь часто по-

вторяю строки Тютчева, которого полюбил в послед-

ние годы:

Нам не дано предугадать,

Как наше слово отзовется, —

И нам сочувствие дается,

Как нам дается благодать...

Я чувствую себя счастливым, потому что не был

обделен этим сочувствием, но иногда мне грустно по-

тому, что я не знаю — сумею ли за него отблагода-

рить в полной мере.

Мне часто пишут письма начинающие поэты и

спрашивают: «Какими качествами нужно обладать,

чтобы сделаться настоящим поэтом?» Я никогда не