Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– Вы… э-э-э… Вы в курсе, – с некоторым трудом справился с собой Михаил Семенович, – сколько именно должен мне… м-м-м… Дмитрий Аполлинарьевич? У вас там хватит? – кивнул он на чемоданчик.
– С избытком, – заверил его Бежецкий. – Триста пятьдесят тысяч рублей, если не ошибаюсь?
– М-м-м-м… Почти что так, – принял бесстрастный вид банкир. – Четыреста. Изволите выдать?
– Изволю. А вы, сударь, извольте выдать закладные, векселя или что там у вас.
– Непременно. – Барон суетливо выбрался из-за стола. – Позвольте отлучиться на минуточку?
Отсутствовал
– Не скучаете? – Барон с лучезарной улыбкой Деда Мороза выложил перед ним на стол тоненькую пачку красивых, похожих на ассигнации бумажных листов, щедро украшенных российскими двуглавыми орлами и радужными печатями в золотистых медальонах. – Тут все – копеечка в копеечку. Все четыреста тысяч целковых. Вот это – закладная на особняк… – принялся он листать бумаги. – Это вот – вексель на двадцать пять тысяч…
– Не трудитесь. – Саша равнодушно посмотрел вексель на свет, бросил обратно на стол и отщелкнул замки своего «сейфа» – ювелир расщедрился на действительно неплохой чемоданчик: из какого-то легкого, но прочного сплава, по словам приказчика, в огне не горящий и в воде не тонущий. И не поддающийся взлому.
Перед Раушенбахом одна за другой улеглись на зеленое, словно у карточного стола, сукно восемь аккуратных, перехваченных крест-накрест бумажными бандерольками, пачек.
– Можете не пересчитывать.
– А вот тут не вам меня учить, молодой человек, – огрызнулся банкир, нервно разорвал одну из бумажных полосок и молниеносно, как карточную колоду, пролистнул веер пятисотрублевок – только портреты Петра Великого промелькнули.
Поручик просто залюбовался мастерством, оказавшим бы честь любому иллюзионисту-престидижитатору. Но выступление длилось недолго – на пересчитывание купюр у Михаила Семеновича ушли считанные минуты.
– У вас все? – смахнул он деньги в ящик стола и поднял глаза на посетителя – приветливость его испарилась вместе с деньгами. – Если так, то не смею вас задерживать.
– Расписочку позвольте, – толкнул к нему несколько листов чистой бумаги Саша, покоробленный резкой сменой тона. – Я, такой-то и такой-то, получив от такого-то сумму в таком-то размере, не имею к покойному князю Вельяминову Д. А., равно как к его наследникам, никаких финансовых претензий…
– Да знаю, знаю! – Барон быстро набросал несколько строк и снова тронул кнопку вызова. – Афиноген? Быстро нотариуса ко мне!.. Придется подождать, – елейно улыбнулся он, снова становясь радушным хозяином. – Может быть, все же рюмочку коньяка?
– Благодарю, – буркнул поручик. – Кстати, наши дела еще не закончены.
– Да-а? И что же еще? Неужели опять «браунинг»?
– Нет. Помнится, вам задолжал еще один из моих добрых знакомых.
– Кто же? – сыграл непонимание барон. – Среди должников моего банка… Банка, акционером которого я являюсь, естественно… Так вот, он – кредитор
– Нет, ваш должник не из гвардейцев. Вам должен отец Насти. Анастасии Александровны Головниной, – поправился офицер.
– Насти?.. – Раушенбах отвел глаза. – Так я и знал. Все-таки любовь. Неразделенная, – ядовито улыбнулся он. – Но вас ведь сейчас это должно мало волновать, не правда ли?
– И все равно. Господин Головнин должен вам, сударь, деньги. Сколько?
– Триста пятьдесят тысяч, – улыбаясь неизвестно чему, ответил банкир. – Копеечка в копеечку. Желаете заплатить и эту сумму? Право, я велю написать слово «благородство» на своем гербе!
– Вы этого девиза недостойны. Напишите лучше «алчность».
– Ну, хорошо, хорошо, – покладисто согласился барон. – Напишем «готовность к взаимовыручке». Так я прав?
– Правы.
Александр открыл чемоданчик и выгрузил еще семь пачек. Брови Раушенбаха с появлением каждой поднимались все выше и выше. Но придвигать их к себе он не спешил, почему-то колебался, и это было написано у него на лице.
– Документы, пожалуйста.
– Понимаете, Александр Павлович… – Барон задумчиво почесал кончик носа. – Расписки Головнина хранятся в банке. Сегодня суббота, банк уже закрыт… Давайте, я пришлю все бумаги в понедельник, с курьерской почтой. Или зайдите за ними в банк сами. А расписку я вам напишу уже сейчас. Да-да, я помню: я, такой-то и такой-то, получив от такого-то сумму в таком-то размере, не имею… И все такое. Сейчас подойдет нотариус – он обе бумаги и заверит. Ну, как?
– Думаю, можно… – Александру самому претили эти бумажные вопросы. – Только бумаги отошлите не ко мне – зачем мне это? – а сразу Головниным.
– Подарок? – кривая ухмылка обнажила сахарно-белый клык.
«Как у волка, – подумал офицер неприязненно. – Нет, не волка – пса. Наглого дворового шелудивого пса…»
– Да, подарок, – с вызовом ответил он.
– Похвально, похвально… Кстати, – спохватился банкир. – Поскольку вы вносите сумму наличными, я сделаю вам скидку. Семь процентов вам хватит? Скажем, пятьдесят тысяч.
– Оставьте их себе.
– Ну уж нет! Благородство не только ваша – столбовых дворян – привилегия. Нам, мелкой сошке, оно тоже не чуждо. И я вам это докажу, граф! Получите! – одна из нераспечатанных пачек шлепнулась перед поручиком. – И распишитесь, кстати!
Если бы барон не потребовал расписки, Александр бы ни за что не взял деньги назад. Но простейшая бюрократическая процедура словно сломала какой-то предохранитель.
«И куда ты сунешься, такой хороший, без гроша за душой? – явственно услышал он чей-то знакомый голос. – Ты ведь решил уйти со службы. А сто тысяч – пятьдесят этих и пятьдесят, оставшихся от продажи перстня, – приличные деньги на первое время. Кому-то этой суммы хватает на всю жизнь… Тем более – они все твои. Все восемьсот тысяч. Эти пятьдесят – в любом случае. Твое благородство удовлетворено полностью. Не на паперть же идти из-за него?..»