Зазеркальная Империя. Трилогия
Шрифт:
В этот момент мокрая рука, беззвучно взметнувшись из-за борта, крепко вцепилась в рассохшиеся доски.
27
До ближайшего перехода было уже недалеко: выступить в путь пораньше и... К обеду, возможно, откроется новый мир. Каким он будет? Таким же, как этот: девственным и нетронутым или?..
«Еще один необитаемый мир... — пронеслось в голове Чебрикова, бережно разглаживающего на колене истрепанную берестовскую карту. — Сколько же их: таких прекрасных, первозданных и... совершенно безлюдных».
— Насчет безлюдных, это вы верно заметили, — ворчливо заявил кто-то
Петр Андреевич ошеломленно закрутил головой, но никого, кроме спящих путников вокруг не было.
— Не старайтесь, не старайтесь. — Невидимый обладатель ворчливого голоса засмеялся. — Все равно у вас ничего не выйдет.
— Почему? — Граф словно невзначай положил руку на автомат и весь напрягся, готовый в любую секунду нырнуть вбок из-под гипотетического прицела, перекатиться и открыть огонь на поражение. — Разве вы невидимы?
Невидимка замялся:
— Можно выразиться и так... Хотя... Да ладно, все равно вы не поймете.
— Я что, произвожу впечатление непроходимого тупицы? — Ротмистр, чтобы потянуть время, сыграл обиженного, а сам в этот момент напряженно раздумывал о том, как найти выход из этой странной ситуации.
— Что вы! — совершенно искренне, как показалось Чебрикову, ответил «гость». — Вы, судя по всему, очень умны л к тому же весьма хладнокровны. А если еще перестанете тискать свой смертоносный аппарат, то вообще вырастете в моих глазах на недосягаемую высоту.
— А у вас есть глаза?
— Конечно, как и у всех... Почти у всех разумных существ.
Ротмистр не торопился следовать совету, продолжая сжимать рукоять «АКСУ»:
— Есть и слепые?.. Простите, я это так — из чистого любопытства.
— К чему извиняться? Есть разные разумные, в том числе и с другими органами чувств, заменяющими им зрение. Без глаз, но не слепые. Я понятно выражаюсь?
— Абсолютно! — заверил «гостя» ротмистр. — Но мы, кажется, отклонились от темы.
— Да-да...
Петр Андреевич был готов поклясться, что невидимый собеседник сейчас рассеянно протирает стеклышки пенсне, как делал приват-доцент Мерзляков, преподававший в кадетском корпусе русскую словесность, когда терял нить беседы и мучительно пытался вернуться на проторенную дорожку.
— Итак, чем обязан столь позднему визиту? — по-светски продолжил граф, устраиваясь поудобнее — шестое чувство подсказывало ему, что ни опасный хищник, ни какой-нибудь не менее коварный головорез в пространную беседу с потенциальной жертвой пускаться не будут... Невидимка уже сто раз мог воспользоваться своим преимуществом, не афишируя своего присутствия. А значит, по крайней мере в ближайшее время, автомат действительно можно оставить в покое.
— Да-да, конечно... С прискорбием должен сообщить, что вы изрядно отклонились от нужного вам курса, — сменил дружеский тон на официальный ночной гость. — Следуя далее, если можно так выразиться, без руля и без ветрил, фигурально, конечно, вы рискуете забраться в такие дебри, возвращение откуда станет вообще проблематичным.
— Значит, есть верный курс... к нужной нам цели? — пытаясь утихомирить заколотившееся от радостного предчувствия сердце, ротмистр едва не сказал домой, но вовремя спохватился, что дом этот — только его и Кавардовского.
— Конечно.
— И как туда... Если вам известно, разумеется...
— Разумеется. Естественно, точного направления, как говорится, пальцем, я вам указать не
— Конечно.
— Прикройте на мгновение глаза.
Петр Андреевич беспрекословно повиновался, и тут же в темноте перед его глазами возникло сложнейшее переплетение разноцветных нитей, среди которых преобладали золотистые, но встречались зеленые и красные и совсем редко — других цветов радуги. Клубок жил своей жизнью, постоянно меняя форму, словно перетекая из неправильного шара в некое подобие куба, и тут же — во что-то конусообразное... Нити извивались, каждую секунду переплетаясь по-новому, создавая все новый и новый прихотливый узор. Ротмистру на мгновение показалось, что он что-то уловил в диком переплетении, но стоило всмотреться — и понимание ускользнуло, а взамен навалилась головная боль, постепенно становящаяся все более и более мучительной. Внезапно он понял, что все то время, что он созерцал разноцветное живое чудо, его окружал какой-то невообразимый шум наподобие какофонии, издаваемой симфоническим оркестром в процессе настройки инструментов, только еще более хаотический и немелодичный. Дали знать о себе и другие органы чувств, причем не с лучшей стороны...
— Очнитесь, граф, — донесся до Чебрикова сквозь волны пульсирующей боли голос невидимки. — Придите в себя.
Ротмистр поднял веки, и наваждение мгновенно пропало, унося за собой мигрень.
Кругом стояла обычная теплая ночь, обволакивающая десятками своих ненавязчивых и донельзя привычных шумов и запахов. Прохладное дуновение ночного ветерка коснулось щеки, ничем не напоминая того дикого ощущения, будто одновременно заглядываешь в разверстое жерло доменной печи, высовываешься из палатки до ветру на арктическом холоде, и к тому же дикий пустынный ветер сечет лицо мириадами песчинок. Запах леса, обогащенный дымком затухающего костра и не слишком освежающим воздух амбре давно не стиранной одежды, казался райским ароматом по сравнению с невозможной адской смесью, только что травмировавшей обоняние графа.
— Простите... — Собеседник казался виноватым и сконфуженным одновременно. — Я совсем позабыл о некоторых особенностях человеческих органов чувств... Так вы поняли, что именно я хотел вам показать?
Разочарование, видимо, было написано не только на лице, но и на затылке Чебрикова, потому что невидимка тут же добавил:
— Однако я здесь для того, чтобы показать вам правильную тропу. Понятие «тропа», естественно, нужно взять в кавычки... Так, вроде бы принято в вашем языке? Понимаете, если бы вы сразу, еще в начале пути, не свернули на неправильную дорожку, то уже давным-давно были бы дома.
— Но...
— Да, те ворота оказались закрыты, но они не единственные, которые ведут из того измерения в ваше, не единственные...
— Значит, правильными были третьи?
— Почему третьи?
— Ну, нам говорили, что ворот в каждом мире три. Невидимка рассмеялся:
— Кто вам это сказал? Ах да... Нет, на самом деле ворот гораздо больше, но все скитальцы-практики...
— Кто-кто?
— Скитальцы. Мы так называем людей... Не только людей... Которые, случайно наткнувшись на ворота, «заболевают» другими измерениями и посвящают путешествиям по ним всю жизнь. Иногда короткую, иногда — длинную. Так вот, среди скитальцев-практиков бытует мнение, что измерения соприкасаются друг с другом исключительно по троичному принципу.