Зажги меня
Шрифт:
– Что ты хочешь этим сказать?.. – Я перевожу взгляд на Касла, словно ищу у него подтверждение ее слов. – Как же такое возможно?
– Возможно, – кивает она. – Так же, как ты умеешь проходить через бетонные стены, одновременно не оставив на себе ни царапинки. Так ты выдержишь и любую атаку на себя. И тогда даже пули станут для тебя не опасными. – Она улыбается. – Это твоя собственная сила делает тебя непобедимой.
Вот это да!
– А костюм выполняет роль меры предосторожности, – продолжает она. – В прошлом мы уже видели, что именно ты можешь
– Наша энергия имеет свой рисунок, – подхватывает Касл. – И тут наблюдается практически математическая точность. Если ты смогла остаться целой и невредимой, когда проходила через бетонную стену, то что же случилось потом, когда ты наносила удары по земле? – Он смотрит на меня. – Все зависит от того, насколько ты в состоянии контролировать свою энергию, управлять ей. Если ты выходишь из состояния «электрикум», даже пусть на секунду, именно в этот момент становишься уязвимой. Помни об этом, это состояние должно у тебя быть постоянно в положении «включено». И если тебе это удастся, то да, ты действительно станешь непобедимой. И никакие ножи или даже пули тебе не страшны.
– Ну какая же ты все-таки противная! – бормочет Кенджи себе под нос. – Практически непобедимая!
– Тебе завидно? – смеюсь я.
– Даже смотреть на тебя не хочется.
– Ты не должна этому удивляться. – Уорнер только что присоединился к нам. Я резко поворачиваюсь и вижу, что он уже шагает к нашей группе, дежурно улыбаясь, но эта улыбка ни кому конкретно не предназначена. Он садится напротив меня. Встречается со мной взглядом и добавляет: – Я всегда знал, что как только ты научишься управлять своей энергией, так сказать, укротишь ее, равных тебе уже не будет.
У меня перехватывает дыхание.
Наконец Уорнер начинает осматриваться по сторонам.
– Всем добрый вечер. – Он кивает Каслу. Это у них теперь некий особый знак признательности.
У Адама имеется на этот счет свой собственный.
Он смотрит на Уорнера с нескрываемой ненавистью. Сверля его взглядом так, будто и в самом деле вознамерился убить. Внезапно я начинаю испытывать непонятное волнение. Я перевожу взгляд от Уорнера на Адама и обратно, и теперь уже не знаю, что мне делать. Я вполне допускаю, в данный момент может что-то произойти, и мне только остается надеяться на то, что эти двое все же поведут себя как вполне цивилизованные люди…
– Привет! – внезапно говорит Джеймс, да так громко, что мы все вздрагиваем от неожиданности. Он смотрит на Уорнера. – А что ты тут делаешь?
Уорнер удивленно приподнимает брови:
– Я тут живу.
– Значит, это твой дом? – теперь наступает очередь Джеймса удивляться.
Как странно. Интересно, а как Адам и Кенджи объяснили мальчику, куда
Уорнер кивает:
– В каком-то смысле, да. Это помещение служит мне домом. Но вообще-то я сам живу наверху.
– Как клево! – добродушно усмехается Джеймс. – Здесь все такое клевое. – Потом он хмурится. – Послушай, кажется, мы должны были тебя ненавидеть.
– Джеймс! – Адам бросает на брата предупреждающий взгляд.
– Что? – спрашивает тот.
– Ты вполне свободный человек и можешь ненавидеть меня, сколько тебе заблагорассудится, – отвечает Уорнер. – Я не возражаю.
– Почему? Ты должен возражать, – отвечает смущенный мальчик. – Я бы здорово расстроился, если бы узнал, что меня кто-то ненавидит.
– Ты еще слишком молод.
– Мне почти двенадцать, – сообщает Джеймс.
– А мне говорили, что тебе только десять.
– Я же сказал, что «почти» двенадцать. – Джеймс закатывает глаза. – А тебе сколько лет?
Все взгляды устремлены на эту пару. Все замерли, слушают их бесхитростный диалог, и не в силах отвести глаз.
Уорнер изучает Джеймса. Он не торопится отвечать. Наконец он произносит:
– Мне девятнадцать.
У Джеймса округляются глаза:
– Ты всего на один год старше Адама, – говорит он. – Но откуда у тебя так много всего, если ты всего на один год старше Адама? Я не знаю никого, кому было бы столько лет, и чтобы у него при этом было столько всяких вещей, как у тебя.
Уорнер смотрит на меня. Потом снова переводит взгляд на Джеймса. И опять на меня.
– Ты ничего не хочешь сказать? Ну, дополнить нашу беседу, любовь моя?
Я отрицательно мотаю головой и улыбаюсь.
– Почему ты называешь ее «любовь моя»? – интересуется Джеймс. – Я и раньше слышал, как ты это говоришь. Часто. Ты ее любишь? Адам ее любит. А Кенджи не любит. Я его уже спрашивал.
Уорнер часто моргает, смотря на мальчика.
– Ну? – не отступает Джеймс.
– Что «ну»?
– Так ты ее любишь?
– А ты сам ее любишь?
– Что?! – Джеймс краснеет. – Нет. Она же на сто лет старше меня.
– Может быть, кто-то еще захочет поддержать этот разговор? – спрашивает Уорнер, оглядывая присутствующих.
– Ты так и не ответил мне на вопрос, – наседает Джеймс. – Откуда у тебя столько много вещей? Пойми, я не хочу показаться тебе грубым. Правда. Мне просто очень интересно. Я ведь раньше никогда не принимал душ и не стоял под горячей водой. И еды у тебя полным-полно. Наверное, это здорово – всегда иметь много еды.
Внезапно Уорнер вздрагивает и внимательно смотрит на Джеймса.
– Нет, – говорит он, – это не такая уж и редкость – постоянно иметь еду и горячую воду.
– А когда ты ответишь на мой другой вопрос? Откуда у тебя все это?
Уорнер вздыхает.
– Я командую Сектором Сорок пять, – объясняет он. – Сейчас мы находимся на военной базе, и в мои обязанности входит следить за солдатами и гражданским населением, за теми, кто живет неподалеку. И мне платят за то, что я живу здесь.