Зажигалка
Шрифт:
— Но убила его не она, вот в этом я головой ручаюсь.
Даже супруг удивился:
— Почему ты так в этом уверена?
Его половина презрительно повела плечами.
— Да потому, что без него ей жизни нет. И она не из тех, которые с горя травятся и вообще кончают с собой. И пусть я… ну не знаю… полысею, что ли, если теперь, после его смерти, она не станет все дни просиживать на его могиле со свежими цветами. Ведь она жила лишь надеждой на него. Это было видно невооруженным глазом. Мания такая, что ли, помешательство? И была бы счастлива, если бы ее обожаемого паралич разбил, вот тогда он точно бы только
Вольницкий огорчился — подозреваемая проскользнула у него между пальцами. И очень подивился теперь уже и уму председательши. Впрочем, они, бабы, всегда в таких вещах больше понимают. Теперь надо быстрее ухватить эту маньячку, вот только захочет ли она вообще с ним говорить? В крайнем случае запросит у прокурора ордер на обыск в ее доме, теперь у него есть для этого основания.
Уже прощаясь, комиссар вдруг припомнил:
— Вы что-то говорили о лае и ворчании собаки?
— Ну да, — подтвердила пани Люсенька. — Я говорила о псе Букеляка, он ведь все время лаял и ворчал, а они, как два глухаря, из-за своего тенниса ничего не слышали. Она сразу учуяла чужого… А знаете, пан следователь, я на вашем месте допросила бы Вивьен.
— Я на своем сделаю то же. Благодарю вас.
Пана Ришарда я вызвала по телефону. Точнее, вызывала я не его, просто просила прислать рабочих.
Увидев его собственной персоной, я уже не стала сдерживать ярость, и заорала, указывая на вербу:
— Вот сами полюбуйтесь! Да-да, глядите, а еще лучше — подойдем ближе. Я просила это выбросить или нет? Просила? А может быть, вы решили, я и сама справлюсь, ведь силы во мне непомерные! И сама перетащу весь этот строительный мусор поближе к Висле, укрепить ее вал. Валу, может, и на пользу пойдет, но вот мне в моем возрасте таскать такие тяжести… лет тридцать назад справилась бы, но не теперь. И худеть мне больше не надо.
Пан Ришард вздохнул, с грустью глядя на тачку, доверху наполненную мусором, и на кучу такого же мусора рядом.
— Вы же знаете, пани Иоанна, как трудно сейчас с людьми, у всех по горло работы, Марчинек на стройке в Зелонке, а Хеню я, пожалуй, выгоню. Хотя и жаль, шофер он первоклассный и работает отлично. Вот только иногда с ним такое случается…
— И обязательно, если он работает у меня? — змеей зашипела я. — Именно меня ваш Хеня так невзлюбил? Я же не заставляю его читать мои произведения! Тогда за что? Внешность ему моя не нравится? Да он меня хоть раз видел? Или вы убедили его, что я — красавица писаная?
— Да ни в чем я его не убеждал…
Нет, если я завелась, нескоро успокоюсь.
— А у этого вашего Хени вообще-то руки есть? Он не паралитик? Водителю не положено перетаскивать тяжести, знаю, так пришлите вместе с ним еще одного. У нас же безработица!
Вы сами, пани Иоанна, говорили, безработица у нас заключается в том, что некому работать.
— Тогда пусть захватит с собой какого-нибудь молодого бомжа.
— А как вы думаете, почему человек в молодости становится бомжем?
Политика довела меня до крайности.
— Так вы мне пришлете вашего Хеню? Лично прикончу подонка!
— До того, как вывезет, или после?
— После!
И спохватилась — нет, после ярость моя уляжется.
— Чай, с вашего разрешения. Что же касается Хени, то он, откровенно говоря, вас немного побаивается.
Учитывая, что я никак не могла вспомнить прямой контакт с пугливым Хеней и даже не знаю, как он выглядит, это мне показалось странным. Я знала многих рабочих пана Ришарда, но с Хенриком была незнакома. И встревожилась:
— Я ему сделала что-то плохое?
Пан Ришард, знавший мой дом лучше меня, поскольку он его сам строил, уже хлопотал над чаем.
— Вам тоже приготовить чай?
— Нет, спасибо, я уже пью, только долить немного. И пошли в гостиную, там приятнее. В чем дело с этим Хеней? В принципе мне нет до него дела, но я хочу, чтобы убрали оставленный телефонистами мусрр. Послушаешь вас, так я сама должна таскать его в целлофановых пакетах?
Пан Ришард даже в лице изменился, должно быть, ему вовсе не хотелось заставлять меня заниматься непосильным трудом. Или, возможно, увидел в своем воображении мой изможденный труп, павший на пол-пути.
— Пани Иоанна, да вы просто не смотрите в ту сторону, отсюда, к счастью, и верба заслоняет, а завтра я их заставлю убрать. Что же касается Хени… Началось все с вашей зажигалки, тогда вы мне велели и всех моих рабочих расспросить, не видел ли кто чего подозрительного. Ну и Хеня тоже в то время был.
Тут пан Ришард замолчал и отхлебнул чай. Мне он показался немного смущенным. Я терпеливо ждала продолжения. И он, запинаясь, продолжил:
— Сам не знаю, как лучше сказать. Глупо как-то это выглядит.
— Скажите просто, посоветовала я. — Хеня ее стибрил?
— Да что вы! Наоборот. Сначала… нет, немного позже, когда мы стали сопоставлять показания, Хеня вдруг стал крутить-винтить… Ладно, скажу прямо — он бросил подозрение на пани Юлиту.
Моему изумлению не было пределов.
— Но с какой стати, господи?..
— Потому что она вернулась. Так заявил Хеня. И настаивал на этом.
— А он был трезвый?
— Как стеклышко. Он вообще отличный водитель. Не пьет. Пиво после работы, рюмку водки под селедочку. Я не видел его ни разу пьяным или с перепоя.
— Тогда рассказывайте все путем и не спешите, — попросила я. — Хотя я точно знаю — Юлита не украла, но пусть поделится своими наблюдениями. Что значит — вернулась?
Пан Ришард с сомнением покачал головой заявив, что со всей точностью он слов Хени не повторит, но постарается. В тот день Хеня приезжал и уезжал, привозил разные вещи, но в принципе в доме был. Видел, как Юлита выходила, а он как раз вывозил ящики на помойку, за помойкой разворачивался и, когда разворачивался, увидел, что еще раньше вышедшая Юлита вернулась. Причем как-то странно вернулась, вроде бы колебалась, у калитки остановилась, потом вошла в дом и сразу из него выскочила. Выходит, он видел ее всего краткое мгновение за то время, как разворачивался, специально за ней не следил, но Юлита красивая девушка, бросается в глаза, так что он ее заметил и запомнил. Так, говорит, это выглядело, словно она что- то забыла, и не хотела признаться, что забыла. Или что-то в этом роде. Человеку бывает неприятно, когда другие замечают, что у него с памятью неважно. Вам пани Юлита не говорила, что возвращалась?