Здесь гуляет Овечья Смерть
Шрифт:
Закончив осмотр с детства знакомых и любимых местечек, отец отправился в прохладный темный дом и улегся спать.
– Хочешь, тоже поспи, – предложил он Аркашке, – а бабушка с теткой твоей только как стемнеет появятся. Ты услышишь.
Аркашка спать отказался – и в ожидании бабушки с теткой, младшей папиной сестрой, которую он никогда в жизни не видел (бабушка-то хоть два раза в Москву приезжала погостить, а тетка эта никогда), решил побродить в окрестностях.
Он взобрался на невысокий бугорок, приложил ладонь ко лбу, пряча глаза от солнца, посмотрел
«Вот они – овцы», – подумал Аркашка. Пока он не знал, как к ним относиться. Овец он видел пару раз из окна родительской машины, проезжая по Подмосковью, да еще в зоопарке, каких-то необыкновенных – альпийских и бразильских. Но ни разу не трогал их и не играл с ними.
«Ничего, они не кусаются!» – подбодрил себя Аркашка и, весело воскликнув «Э-ге-ге-гей!», сбежал с холма.
Свобода! Какое же это чудо! Аркаша стоял посреди бесконечной – в любую сторону – равнины, раскинув руки и задрав голову к небу. Вот что ему хочется сейчас делать? Побегать, поорать, покувыркаться, покататься на овцах и на лошадях, которых, как говорил отец, у бабушки несколько штук?..
Аркашка закрыл глаза и прислушался к себе – чего хочется-то? Что он почувствует первым – что бегать хочется или что орать, например?
И почувствовал совсем другое. Еще неясную, но вполне ощутимую тревогу. Он открыл глаза и огляделся. Все было по-прежнему. Однако Аркашке почудилось, как на равнину медленно, но неотвратимо надвигается нечто невидимое, но очень опасное.
Но что?
Едва-едва дул сухой ветер, совсем немножечко дул – тонкие высохшие пучки травы на кочках лишь слегка покачивались. Тягостно как-то было, тревога забиралась в душу и, казалось Аркашке, дрожала там, заставляя и его самого, точно в мороз, мелко трястись, хоть солнце и жарило во все лопатки.
«Климат такой тут дурацкий, ничего не поделаешь, – решил Аркашка. – Да и устал я просто-напросто с дороги. Да-да-да, устал и с непривычки перегрелся. Может, пойти и правда вздремнуть?»
Пока он шел к дому, томительное марево наползло на всю округу. Стих последний ветер, в воздухе вообще не было ни дуновения. Улеглись все звуки, воздух дрожал, дрожало и изображение на горизонте – в какую сторону ни глянь.
Отбросив шапку, Аркашка вновь умылся из рукомойника – всю голову намочил, майку залил, забежал на кухню и, покопавшись в привезенных сумках, нашел пластиковую бутылку газировки и выпил ее почти всю. Вошел в сумрачную комнату, улегся на старинный диван с прямой широкой спинкой.
На диване была постелена большая кудрявая шкура. Едва только Аркашка положил на нее голову, как понял – вот от чего пахло копченой шубой! И вроде вкусно пахло, и в то же время необычно как-то. Шуба копченая. Ну надо же… Взять и закоптить шубу! Все-таки ее, наверно, есть собирались…
Глава II Ведьма на лошади
Свист и громкие крики разбудили Аркашку.
Вскочив с копченой шубы, он выбежал из дома, краем глаза заметив, что отец продолжает спокойно спать – он так устал, что его и пальбой из установки «град» не добудишься.
Бабушка – маленькая, верткая, с блестящим, точно медный чайник, загорелым лицом – подхватила Аркашку в объятия, едва он вылетел из двери. Минуты две она мотала его из стороны в сторону, крепко сжимая и расцеловывая в обе щеки. Наконец отпустила и шустро умчалась в дом: целовать-обнимать своего ненаглядного сынишку, то есть Аркашкиного папу.
– А-а-а, вот он, приехал, столичный красавец, – услышал Аркаша у себя над ухом насмешливый голос.
Он обернулся. За спиной у него стояла девчонка чуть постарше его – в меховой шапке, из-под которой ей на плечи падали длинные нетолстые косы, перевязанные простецкими резинками с пластмассовыми бирюльками. Аркашка подумал, что девчонки из их класса давным-давно такие носили, сейчас уже на более навороченные перешли. Видимо, мода до этих краев с большим запозданием доходит.
Позади девчонки с косами качалась морда лошади. Аркаша лошадь заметил не сразу, а потому растерялся как-то и даже на полшага назад отпрянул.
– Привет, Аркадий, – продолжала тем временем насмешливая девица.
– Привет, – буркнул Аркашка. Он не любил, когда девчонки над ним подсмеивались.
– А чего это ты такой невежливый? – фыркнула тем временем его собеседница. – Почему не здороваешься как следует? А, лошадку мою испугался!
– Ничего не испугался! Здороваюсь я… – нахмурился Аркадий. – Чего пристала?
– Ну, раз здороваешься и не пугаешься, иди-ка мне ее расседлай! – С этими словами девица вложила в руку оторопевшему Аркашке какой-то кожаный ремешок и направилась к дому.
Уздечка! В руке Аркадия оказалась настоящая уздечка, которая тянулась к лошадиной морде и системой железочек была прикреплена чуть ли не к ее зубам. Лошадь хрумкнула этими железочками, ей, это было сразу понятно, совершенно не больно было зубами железяки грызть, фукнула бархатными ноздрями с мелкими капельками влаги, выступившими на них. Вздохнула. Показались зубы…
«Укусит!!! Обидится и укусит! – в панике подумал Аркашка. – Или как брыкнет! Как я эту лошадь буду расседлывать, интересно знать? Опозорюсь…»
На самом деле он очень хотел научиться и седлать-расседлывать лошадок, и уметь ездить на них. Но не так же вот сразу…
– Эй, слышишь, ты, погоди! – вслед удаляющейся девице закричал Аркашка, изо всех сил стараясь держать марку и вести себя спокойно. – Остановись же! Ну я тебя прошу!!!
Девица, которая подошла уже к самой двери, остановилась, повернулась к Аркаше и удивленно спросила:
– Ну, чего ты? Чего кричишь?
– Слышишь… Это… – Аркадий замер с уздечкой в руке, боясь пошевелиться. Он не знал, как лошадь, что продолжала стоять рядом с ним, может себя повести. – Давай ты сама. Не умею я…