Здесь и сейчас
Шрифт:
— Как это произошло?
— Последнее время она болела, — ответил он, — и она чувствует, что может умереть во сне, поэтому она боится засыпать. Она боится, что, заснув, она больше не проснется, поэтому пытается всю ночь не ложиться спать. Мы в большом затруднении. Она не выздоравливает от своей болезни, потому что всю ночь остается на ногах, боясь, что и не проснется. Пожалуйста, сделай что-нибудь, чтобы спасти ее от этого страха; иначе я окажусь в большой беде.
В каком-то смысле сон похож на ежедневную смерть. Целый день мы живы; ночью мы мертвы. Это как бы смерть по частям — немного смерти каждый день. Ночью мы ныряем в самих себя и утром выходим наружу освеженные. К тому времени, как нам семьдесят
Знаешь ли ты, что ночью тело претерпевает перемены и просыпается утром совсем другим? Перемена так минимальна, что ты не замечаешь ее. Перемена не тотальна, это частичная трансформация. Когда вечером ты ложишься спать, усталый и изнуренный, тело в одном состоянии, а когда ты просыпаешься утром — в другом. Утром тело чувствует себя свежим и обновленным; оно полно энергии, готовое встретить еще один день деятельности. Теперь снова ты можешь петь песни — нечто, чего ты не мог делать вчера вечером. Тогда ты был усталым, разбитым, изнуренным. Однако ты никогда не задумывался, откуда такой страх смерти.
Просыпаясь утром, ты чувствуешь себя счастливым, потому что часть твоего тела меняется во сне, — но смерть, с другой стороны, приносит тебе полную перемену. Все тело становится бесполезным, и возникает необходимость приобрести новое тело. Но мы боимся смерти, и это совершенно калечит всю нашу жизнь. Каждое мгновение наполнено страхом смерти. Из-за этого страха мы создали жизнь, общество, семью, которая живет по минимуму, но максимально боится смерти. А тот, кто боится смерти, никогда не может жить — обе эти вещи не могут существовать раздельно. Человек, готовый встретить смерть в абсолютной спонтанности, — лишь только он может жить.
Жизнь и смерть — это аспекты одного и того же явления. Вот почему я говорю: смотри на смерть. Я не прошу тебя думать о смерти, потому что такие размышления уведут тебя в сторону. Что ты будешь делать, думая о смерти?
Больной и несчастный человек может найти утешительным думать о том, что все кончится со смертью. Эта мысль утешительна для этого человека не потому, что он прав. Помни, никогда не верь, что то, что кажется тебе приятным, обязательно правда, потому что между приятным и истинным нет зависимости, истинное не зависит от того, что ты считаешь удобным. Человек несчастный, встревоженный, больной, испытывающий боль чувствует, что должен встретить полную смерть, и тогда не останется ничего — потому что, если какая-то часть его выживет, это, очевидно, означает, что выживет и он... он, несчастная, больная индивидуальность.
Друг спросил:
Некоторые люди совершают самоубийство. Что ты можешь сказать о них? Не боятся ли они смерти?
Боятся смерти и они. Но жизни они боятся больше смерти. Жизнь кажется им более болезненной, чем смерть, поэтому они хотят с ней покончить. Сведение счетов с жизнью не значит, что они находят в смерти какую-то радость, но поскольку жизнь кажется им хуже смерти, они предпочитают смерть. Человек, который несчастен и испытывает боль, с готовностью поверит, что смерть отнимет все — включая душу, — что смерть не пощадит ничего. Очевидно, он не хочет сохранить никаких частей себя, потому что, если он что-то и сохранит, это будет не что иное, как страдание и боль.
Человек, который боится смерти и хочет спасти себя, с готовностью принимает веру в бессмертие души. Все это для удобства. Это не понимание, это просто показывает нашу озабоченность удобством. Такого рода приятие кажется удобным, вот и все. Вот почему мы
Когда голова не болит, мы следуем одному набору верований; когда голова болит, эти верования заменяет другой набор. Трудно сказать, насколько на твои верования влияют писания, а насколько — печень! Нельзя сказать с уверенностью, не сильнее ли влияние кишок и печени! То, что происходит внутри тела, оказывает больший эффект. Когда желудок расстроен, человеку хочется стать атеистом, а когда желудок в порядке, ему хочется верить в Бога! Как человек может верить в Бога, если у него болит голова? Если существует Бог и существует головная боль, как их связать?
Мы можем провести эксперимент. Возьмите пятьдесят человек с хроническими болезнями, а еще пятьдесят человек поддерживайте в добром здоровье. Пусть первые пятьдесят человек живут в страдании, а вторые — в счастье. Вы увидите, что в первой группе возрастет атеизм, а во второй — теизм. Дело не в том, что вера в Бога вызывает счастье; несчастный ум обязательно становится атеистическим. Поэтому помните: если вы видите, что в мире возрастает атеизм, можно сказать с уверенностью, что возрастает и страдание. Если заметно, что больше людей верят в Бога, знайте с уверенностью, что больше и больше людей становятся счастливыми.
Отсюда следует, что в следующие пятьдесят лет велика вероятность того, что Россия станет теистической, а Индия — атеистической. Верования ничего не значат. В России люди читают Маркса, в Индии люди читают Махавиру — это не имеет значения. Труды Махавиры или Маркса не могут ничего изменить. Если люди в России будут продолжать становиться счастливыми, тогда в следующие пятьдесят лет теизм в России оживет, и в русских храмах снова зазвонят колокола. Зажгутся светильники, и будут слышны молитвы. Только счастливый будет звонить в колокола в храме, зажигать светильники и читать молитвы. Люди начнут благодарить Бога. Только счастливый ум хочет кого-то благодарить, а кого еще благодарить? — человек не может найти причин существования внутреннего счастья, и поэтому он благодарит неведомое; наверное, поэтому.
Несчастный ум хочет выразить свой гнев. А когда человек не находит никакой причины для несчастья, на кого он должен гневаться? Очевидно, он исполнится горечи по отношению к неизвестному. Он говорит: «Во всей этой путанице виноват неизвестный, Бог. Либо его не существует, либо он сошел с ума», Я хочу сказать, что наши верования, наш теизм или атеизм — все они являются продуктами того, что удобно в наших условиях.
Человек, который хочет бежать от смерти, неизбежно схватится за какое-то верование. Похожим образом тот, кто хочет умереть, тоже схватится за какое-то верование. Но ни один из них не жаждет, не стремится узнать смерть. Между удобством и истиной громадная разница. Никогда не думай слишком много об удобстве. Мысли всегда об удобстве. Видение — это всегда видение истины; мысль — это всегда мысль об удобстве.
Один человек — коммунист. Он поднимает много шума. Должна произойти революция, бедных больше не должно быть, собственность должна быть разделена, и так далее. А теперь просто дайте ему машину, большой дом, и пусть он женится на красивой девушке, и через пятнадцать дней вы увидите совершенно другого человека. Вы услышите, как он говорит: «Коммунизм и тому подобное — все это чепуха!» Что случилось с этим человеком? То, что было удобно, определило его мышление.
Вчера удобно было думать, что собственность должна быть разделена; теперь так думать неудобно. Теперь разделение собственности будет значить, что ему придется поделиться своей машиной, своим домом.