Здесь русский дух...
Шрифт:
Тут и Санька появилась на дороге. Услышав радостные крики караульных, она оставила Степку на служанку, а сама села на свою лошадку, которую Федор специально привел для нее из очередного похода, и тоже поспешила навстречу казакам.
— Санька, солнышко ты мое! — увидев ее, радостно воскликнул Федор и пришпорил коня. Он чуть до смерти не зацеловал азиатку на глазах у всех албазинцев.
— Вот дурак! Вот идиот! Жену надо нацеловывать, а он вот что делает, кобель паршивый! — возмущались бабы.
Слава богу, Наталья этого не видела, не то еще круче стала бы изводить себя ревностью. Она предусмотрительно
Накануне ей снова приснился страшный сон, словно она держит в руках мертвый зуб. Соседская бабка Захариха, забежавшая к ней за солью, объяснила, что это к покойнику, а вот про черта, снившегося Наталье до этого, она не могла ничего сказать. Черт, мол, он и есть черт. Тот может и к беде присниться, и просто к пустым хлопотам. Куда ни плюнь — бесы. За печку заглянешь — там домовой сидит, в тайгу пойдешь — лешего встретишь, а если зайдешь в болото — с водяным столкнешься… Да и эти лесные разбойники? Разве не бесы? Теперь вот вся нечисть и во сне стала сниться. Может, просто забаву себе ищет? Бесы-то, как известно, любят над человеком подшутить, но особого зла не причиняют. Это тебе не басурмане, от которых с ума сойдешь. Они никого не жалеют, поэтому люди их боятся. Если не дом спалят, так в плен уведут, а такая участь хуже смерти. Никто не знает, чего они с пленными творят, могут хоть басурманских собак трупами кормить.
Бабку Наталья выслушала, но все равно решила как-нибудь к старцу в монастырь заглянуть. Тот ближе к Богу, значит, лучше многих знает, что почем…
— Никак отец ваш едет. Встречайте его, а я пока стол накрою, — выйдя на крыльцо и услышав вдали тяжелый конский топот, побежала женщина будить сыновей.
Те, не выпив даже по кружке парного молока, быстро оделись, вскочили на неоседланных коней и помчались к дороге, уж так им не терпелось похвастать перед отцом своими трофеями. Когда сыновья увидели его с азиаткой, поняли, что ему не до них, и, даже не поздоровавшись с отцом, проехали мимо.
— Дядька Никифор! Дядька Никифор! Принимай нас в казаки! Видишь, теперь и мы при конях… — закричали они атаману.
Стой! — поднял тот руку, веля юношам остановиться. Его лошадь, почуяв родные запахи, начала упрямиться, собираясь поскорее встать под родную пристройку. Никифору пришлось ее придержать. — И где ж вы их взяли? — обратился он к братьям. — Наверняка украли? Что ж, краденая кобыла будет дешевле купленной, — подтрунил он над ними.
— Да не крали мы коней! Ей-богу, не крали! — натягивая поводья для удержания упрямой лошадки, воскликнул Тимоха.
— Вообще не крал, а под старость вором стал, — щипнув из кисета горстку табаку, чтобы понюхать его с переднего выступа грудной кости лошади, с улыбкой заметил стоявший рядом с атаманом сподручник Игнашка Рогоза.
— Вы нам не верите? — с обидой в голосе спросил Петр и начал быстро-быстро пересказывать все события, произошедшие с ними накануне.
Выслушав паренька, казаки одобрительно закивали головами, дескать, вот это по-нашему, по-казацки, а Игнашка даже стегнул себя нагайкой по голенищу от
— Ничего себе! — удивленно произнес атаман и расправил кулаком усы. — Я ненароком подумал… Вы на меня, ребята, не обижайтесь. Я понимаю, всякому своя обида горька, но и мне чужая не нужна. То, что воров побили и трофей взяли, — молодцы! Правильно говорят: ум бороды не ждет. Если так, просьбу вашу выполню… С завтрашнего же дня пойдете в строй! — велел он парням. — Только смотрите у меня! Если будете шалить — я вас мигом выкину. Все, детство кончилось — теперь у вас на уме должна быть только служба — и караулы, и дозоры, и походы. Ученья, одним словом. Вот и все. — Он уже хотел было пришпорить коня, когда ему в голову вдруг пришла какая-то мысль. — Так… Скажите своим дружкам, чтобы они тоже завтра на утреннем разводе были. Казаки, видели? — обернулся он к товарищам. — Кажется, смена нам подросла, а мы все на стороне ратных людей ищем.
…Предупредив Саньку о грядущей совместной ночи, Федор направил Киргиза прямиком домой, и следом за ним поскакали сыновья — Петр на своем жеребце темной масти и Тимоха на чалой кобылке.
Наталья встретила мужа крайне сдержанно.
— Приехал? Слава богу. В сенях вода горячая в кадке. Давай мойся и садись за стол, — украдкой вздохнув, сказала она.
Федор тряхнул бородой, дескать, понял, но жену не поцеловал и ласковых слов после долгого отсутствия не сказал.
— Мам, вы тут сами, а мы пойдем. Надо тут ребят предупредить, — сказал ей Петр.
— Что случилось? На рыбалку собрались? — спросила Наталья.
— Нет, теперь нам не до этого, ведь атаман нас в свое войско принял, — важно произнес сын. — Вот и дружков наших велел звать… Хватит, говорит, развлекаться, пора и за дело браться… Жаль только ребят, которые без коней, — им как быть?
— Ладно. Если не пошли с нами на злодеев, значит, струсили. В другой раз думать будут, — хмыкнул Тимоха.
Мать не знала, радоваться ей или, наоборот, насторожиться. Детки ее выросли, только вот она боялась отдавать их в ратники. Бегали б себе по улицам, а тут надо под пули чужие лезть, поэтому женщина встретила известие напряженно.
— Мать, чего не радуешься? — сбросив грязное белье и оставшись в одних подштанниках, спросил Федор. Нос уже успел уловить любимый запах щей, и он спешил смыть с себя дорожную пыль, а после сесть за стол.
— Радоваться? Прежде одного ждала из похода, теперь сразу троих придется ждать. Выдержит ли сердце? — тяжело произнесла Наталья.
— Будет тебе, жена! Гляди, каких орлов вырастила. Эти уж не запятнают нашу фамилию. Так ведь, сынки? — принимая из рук Натальи мочалку, сказал старший Опарин.
— Так, папа! — в голос ответили братья.
— Глядите, а то ведь своими руками убью! Уж я позора не стерплю.
— Ладно, отец, иди, мойся, не то вода остынет, — махнула на него полотенцем Наталья. — Где у нас Аришка? — неожиданно спохватилась она. — Скоро ведь за стол садиться.
— Не до нас ей теперь — с Мишкой она, с Вороном. Как только увидела его, тут же обо все на свете забыла. Небось обнимаются сейчас где-нибудь в кустах. Ладно! Дело молодое, — лихо усмехнулся Федор.
— Рано ей ласкаться с мужчинами, — недовольно буркнула Наталья.