Здрасте, приехали
Шрифт:
– Машенька, ты сегодня на себя не похожа, - душевно пропел Панченко и сунул ей в руку шоколадную конфету-трюфель.
– Спасибо, - вежливо поблагодарила взрослая девочка. Развернула обертку и отправила конфету в рот.
– Вот и хорошо, - во весь рот улыбнулся мужчина, выражая вселенское счастье, словно на его глазах произошло волшебное исцеление больного человека, потерявшего всякую надежду.
– Мир?
– Мир, - с набитым ртом согласилась Маруся.
– Я не об этом хотела с вами поговорить...
– Собралась с духом и выпалила, -
– Если серьезный, то пошли в мою каморку. Там нам никто не помешает.
В каморку Кузиной идти не хотелось по известной причине.
– Давайте здесь поговорим. Только к окну отойдем.... Владимир Иванович, я хочу узнать, о чем вы разговаривали с Таракановой?
Панченко не задал встречных вопросов - спрашивает, значит, ей нужно знать.
– Молодость вспоминали. Мы ведь сто лет знакомы... Знаю, какой вопрос готов сорваться с языка... Было дело... Но давным-давно.
– О Денисе говорили?
– Ни слова. Инга сразу отрезвела, когда мы вышли из проходной. Уговорила меня прогуляться. Погода хорошая была, тепло, тихо. Мы прошлись вдоль заводского забора, потом мимо детского сада, посидели на скамейке, потом я проводил ее до подъезда. Мне показалось, что ее что-то тяготит. Только что веселилась, как сумасшедшая, и вдруг пустилась в ностальгические воспоминания. Светлые, чистые. Душевно мы с ней поговорили. Она даже пустила слезу по ушедшей молодости. Никогда я ее такой не видел, куда подевалась стервозность. У подъезда долго прощалась со мной, извинялась.
– Предчувствовала свою смерть?
– Не знаю. Я решил, что она решила уволиться. Рано или поздно это должно было произойти. Надо давать дорогу молодым. Я это понимаю... Как понимаю, что с уходом на пенсию превращусь в старую развалину. Внутренний стержень вырвут изнутри и обменяют на трудовую книжку с множеством благодарностей, - загрустил пожилой мужчина.
– И вы не попытались узнать, что с ней происходит? - Грустные признания завхоза Маруся оставила за скобками.
– Не думаю, что она сказала бы мне правду. Разозлилась, это да. Я не хотел нарушать трогательную идиллию. Уж не упомню, когда в последний раз так приятно проводил время.... Маш, не смотри на меня с таким укором! Я не в том смысле.
– Кто бы спорил, - нахмурилась вздорная особа.
– Вот зловредина! Я тебя люблю, как родную дочь, потому и позволяю больше, чем другим.
– Родная дочь почему-то узнает об отце... кое-что позже чужих людей.
– Во-первых, родители не говорят с детьми на эту щепетильную тему, во-вторых, сама виновата. Закрылась от всех на семь замков.
– Только не заводите разговор о Денисе! Это его проблемы. Не мои. Внушил себе, что влюблен. Как влюбился, так и разлюбит.
– А если у него это навсегда?
– Чего вы от меня хотите? Чтобы я с мужем рассталась и сошлась с Бледновым? Пожалела его, иначе бедный мальчик умрет от безответной любви.
– Умная девушка, а мелешь чушь.
–
– Ты дай ему понять, что у него нет шансов. Он попыхтит, попыхтит, пострадает, пострадает, и отстанет.
– Ну, вы даете? Кто-нибудь бы вас услышал, и подумал, что я держу Бледнова на коротком поводке, на всякий пожарный случай. Вдруг муж отчалит в жаркие страны, а у меня уже есть утешительная замена.
– Под жаркими странами ты подразумеваешь темпераментную женщину?
– уточнил Панченко.
Маруська живо представила обожаемого мужа в компании зажигательной мулатки, исполняющей ритмичный танец. На его лице нет ни привычного удивления, ни безразличия. Он подергивается в такт ритмичной музыки и пытается ухватить мулатку за талию. Глаза пылают страстью, грудь ходит ходуном, по виску стекает струйка пота... Ни разу в жизни Кузина не то, что не видела мужа таким бешено-озабоченным, она таким его никогда не представляла.
– А вы... что-то знаете?
– прохрипела Мария, мечтая зарыться под подушку, спрятаться под толстым одеялом, чтобы не услышать ответа. Зачем тогда спрашивала? Ей нужна правда, чтобы сориентироваться и произвести перемены в своей жизни. Если получится. Маруся способна на домашние возмущения, не более того. Она не революционерка, она маленькая девочка, маленькая принцеска, которую любят, которую жалеют, говорят слова утешения. И она всё это принимает. И верит.
Панченко был прав: забота Дениса Бледнова ей нравится. Он ее паж, готовый исполнить любое желание. Как же обойтись без пажа маленькой принцеске. Но паж не должен говорить о своих чувствах своей повелительнице.
Она держит его на коротком поводке, лишая его собственных желаний. Чтобы удержать, приходится подкармливать задушевными беседами без определенной тематики. Просто философствует. А он поддакивает. Он счастлив, что она сошла с трона, стала с ним на одну ступень. Но ему нельзя забывать свое место. Сегодня он забыл свое место. И это Марусю беспокоит.
– Ты опять только о себе думаешь, - резюмировал Панченко, не дав конкретный ответ на вопрос.
– Почему о себе, я о муже спросила.
– О себе, о себе. Его измена это удар по твоему самолюбию. Ты не будешь спрашивать, почему он заинтересовался другой женщиной. Это вопрос влечет за собой копание в себе. По твоему мнению - ты безупречна. Значит, и вины на тебе нет. Виновен муж, виновна любовница.
– Значит, любовница существует. А я... закрылась на семь замков и не пускаю к себе почтальона с печальной вестью. Мне так комфортно, меня все устраивает... Слышите, устраивает! - взорвалась она, расставшись с безразличной монотонностью.
– Все считают, что я засиделась в детстве. Знаете, почему? Меня любили и любят родители, я единственный ребенок в семье. Меня обожает муж, он меня нянчит, балует. Перенял эстафету у мамы с папой. Что плохого, когда человеку нравится, что его любят? Я не имею справляться с проблемами, но это дело наживное.