Здравствуй, брат мой Бзоу

Рудашевский Евгений

Даут взглянул на мать усталыми глазами.

— Как же это он? Кто-то застрели, что ли?

— Выбросился на скалы…

— Да… Оно, может, к лучшему. Он ещё тогда смерти хотел. Амза зря его спасал. Теперь хоть, как вернётся, делом будет заниматься, а не с дельфином резвиться. Да и Туран ещё…

Даут, не дослушав Хиблу, встал со стула; поднялся в дом; зашёл в комнату и запер за собой дверь.

Вдоль

тропы, ведущей к душевой, пушистыми розовыми сферами зацвели мимозы.

— Не пиши об этом Амзе, — говорила вечером баба Тина.

— Бабушка права, — кивнул Валера. — Ему сейчас без того хватает тревог.

— Как приедет, всё расскажем. Быть может, радость возвращения смягчит боль.

— Что же это получается, — отвечал Даут, — мне врать ему? Он будет спрашивать о… Бзоу, а я буду рассказывать, как кормлю его, как купаюсь с ним, как тот прыгает. Это — ложь. Как я после этого посмотрю в глаза брату?

— Ради его покоя можно на ложь пойти, — строго заключила баба Тина.

— Делайте, как знаете. О смерти Бзоу я ему не напишу, но врать о его благополучии тоже не буду!

— Нужно сказать Амзе, что дельфин пропал. Ведь он сам говорил, что тот может куда-нибудь уплыть, — заметила Хибла.

— Так будет лучше всего, — согласился Валера.

— Хорошо, я напишу, что он уплыл…

— Добавь только, что дельфин обязательно вернётся!

Даут кивнул. Допил кофе и направился к калитке.

— Куда это ты?

— Прогуляться.

Старик Ахра Абидж чаще курил на берегу; вглядывался вдаль. Батал, удивлённый этим, вынужден был вечерами звать отца домой.

Туран не появлялся четыре дня. Вместе с Гважем Джантымом он задумал выгодную хитрость и сейчас оставался близ Псоу.

Бася и Местан привыкли к барашку. Хибла и баба Тина гладили его, шептали ему хорошие слова.

Даут заметил, что у калитки ходит Феликс. Он несколько раз прошёл мимо; наконец, остановился и теперь стоял, уныло глядел в землю. В его поведении было что-то странное. Даут направился говорить с Цугба.

— Привет, Феликс.

— Привет.

— Чего ходишь тут? Случилось что?

Феликс шмыгал; потирал щёку.

— Мне тут… ну…

Даут насторожился. Цугба вдохнул и разом выговорил:

— Мзауч прислал телеграмму, на, почитай.

Феликс вытащил из кармана сложенный

листок. Даут отстранился.

— Зачем это?

— Возьми.

Феликс приложил телеграмму к груди Даута; Кагуа отмахнулся; листок упал на землю:

— Иди ты со своими телеграммами! Тебе прислали, сам и читай. Что такое, а? Твой Мзауч пишет, с ним и это… общайся. Мне чего?

Феликс подобрал листок. Вновь тянет его Дауту. Даут качает головой, отказывается. Чувствует, как по телу расходится дрожь. Воздух — плотный, как вода. Словно бы всё утонуло в море. И эти деревья, и эти руки.

— Прости, — прошептал Цугба.

— Иди, давай. Нечего здесь шляться. — Даут говорил со злобой, но шёпотом.

— Прочти.

— Нужна она мне! Давай, давай. Ругаться хочешь? А? Пристал ведь со своими. Иди!

— Прочитай…

Туман был густым и подвижным. Даут разглядел в руках лист. Феликс быстро уходил прочь.

— Как мне всё это надоело. Что ещё…

Оглядывается. Хибла вышла из дома и сейчас смотрела на сына.

Напряжение сменилось безразличием. Всё могло представиться сном, но Даут знал, что это — явь. Реальность, которой он не мог противиться. Она была сильнее.

Раскрыл листок; вялыми пальцами провел по плохо пропечатанным буквам.

«Передай Кагуа. Амза убит…

…убит. Умер сразу с 6 на 7 февраля. Одна пуля. Я жив».

Тихий стон. Красное в глазах. Слюна во рту сухая, неудобная. Хочется сплюнуть, но не достаёт сил. Мир был колючим, и в то же время ватным. «Как же так…» Тело остыло; на лбу — пот. «Седьмого… Так ведь… Как же так? Что это?» Даут качает головой. Руки, глаза. Не может повернуться; знает, что сзади смотрит мать. Шатается. Трёт лоб, волосы. «Как же так? Амза… Но… Бзоу… Неужели ты… Амза…» Шире открывает рот. «Боже…» Дышит редко и громко. «Бзоу, как же…» Оттягивает ворот. Ноги сжаты камнем; душа собралась мягким воздухом. Поворачивается. Смотрит на Хиблу. Чувствует, как слёзы холодят щёки. Лицо растянуто в напряжении; в ушах — гул. Мать всё поняла. Телеграмма упала на землю. Даут качает головой и шепчет:

— Бзоу, как же… Амза…

Евгений Рудашевский