Здравствуй, Чапичев!
Шрифт:
— Пошла вон отсюда! — зло крикнул Яша. — Катись колбасой, старая врунья.
Цыганка взвизгнула и, подобрав длинную юбку, юркнула в толпу, бормоча какие-то проклятия. Мне не понравилось, что Яша прогнал цыганку. Зачем он это сделал? Я слышал сегодня, как хорошо она гадала: всем ребятам-призывникам предсказывала казенный дом и дальнюю дорогу. А я только и мечтал тогда о дальних дорогах. О самых дальних и неизведанных…
Прогнав цыганку, Яша еще больше нахмурился, а Тимка расхохотался.
В этот момент забурлила, загалдела толпа: оказалось,
— Яша!
Он не отозвался. Я осторожно дотронулся до его плеча.
— Яша!
Он поднял на меня глаза, и я увидел в них слезы. Вот уж никак не думал, что он умеет плакать!
— Ты что это, Яша? С чего раскис?
Он, уже не таясь, всхлипнул, губы его жалко дрогнули:
— Тимка… в кавалерию уходит.
Я чуть было не рассмеялся: до того нелепой показалась мне эта новость. Тимку-конокрада в кавалерию! Да это все равно что пустить лису в курятник.
— Загибаешь, Яша, не может этого быть, — усомнился я.
— Думаешь, не возьмут? — с надеждой спросил Яша.
— Не возьмут. Он же небось не раз сидел в домзаках, твой замечательный Тимка.
— Сидел. И в домзаке, и в трудовой колонии.
— Ну вот видишь. Куда ему в кавалерию. В Красную Армию только самых проверенных берут, самых лучших.
Я думал, что обрадую Яшу этими словами, раз ему так не хочется расставаться с Тимкой. Но Яша рассвирепел:
— Иди ты знаешь куда… Тебя спросят, кого брать. «Проверенных берут, самых лучших…» А Тимка, по-твоему, кто? Самый худший? Много ты о себе воображаешь, цаца комсомольская.
Ну как с ним еще разговаривать? Правда, будь у меня время, я бы ему показал цацу комсомольскую. Но с мастером моим шутки плохи — опоздаешь, он такую головомойку задаст, сам про себя забудешь, не то что про Тимку.
— Твое счастье, что некогда мне сейчас с тобой возиться. Потом поговорим, — пригрозил я.
Яша только плечом повел — мол, не нужны мне твои разговоры ни сейчас, ни потом.
Случилось так, что мы не виделись несколько дней. А когда в воскресенье я пришел к Чапичевым, Яша был все такой же мрачный и печальный.
— Ты не сердись, — сказал он виновато. — Не могу я сегодня заниматься.
— Как хочешь.
— Я хочу, да не могу. Тимку сегодня отправляют.
Я не удержался, съязвил:
— Куда это его отправляют? Снова в домзак?
Яша посмотрел на меня с укором:
— Какой ты! А еще сознательный. В кавалерию Тимку отправляют, в полк червоного казачества. А ты говорил…
— А что я сказал? Только правду.
— Правду! — Яша горько усмехнулся. —
— Так и сказал: «Крест и маузер»? — усомнился я.
— Так и сказал: «Ставим крест и маузер. Начинай новую жизнь, хлопец. Смело начинай, а мы поможем».
— Ну что ж, я рад за твоего Тимку.
— А ты чего радуешься? — не поверил Яша. — Ты же его не любишь.
— Не люблю, — признался я. — А ты вот любишь и не радуешься.
Яша ничего не ответил. Но я и так видел, как тяжело переживает он предстоящее расставание с Тимкой. И не только с Тимкой, но и с захватывающей мечтой о смелом и справедливом конокраде с черной маской на лице и огромным кольтом в руке. Потому что это тоже уходило вместе с Тимкой…
Мы вышли из клуни и направились в сторону вокзала. Некоторое время молчали.
— Тимке хорошего коня дадут, — вдруг заговорил Яша. — Командир из кавалерии обещал: «Самого лучшего тебе, говорит, дадим коня, чистокровного».
— Фюйть! — присвистнул я. — Был конь, нет коня. Уведет его Тимка. У конокрадов это болезнь. Не утерпит.
Яша вздохнул.
— Ты только не сердись, — сказал он. — Наврал я тебе тогда про Тимку. Никакой он не конокрад. Это когда мы в больнице лежали, вместе придумали: угонять куркульских коней. А потом Тимка передумал.
— Сказки мне рассказываешь. То он конокрад, то не конокрад. Может, он у тебя какой-нибудь святой?
Яша снова вздохнул.
— Не… Не святой. Понимаешь, он беспризорный был. Отец и мать померли в голодуху. Остался Тимка один. Шатался-шатался, потом его один куркуль на базаре в Хорлах нанял коней пасти. Хитрый оказался куркуль. «Я, — говорит, — тебе, Тимка, заместо отца буду». Обманул, подлюга. За два года он Тимке даже штанов не купил. Лопнуло у Тимки терпение. Пошел он к куркулю и говорит: «Хозяин, давайте расчет». А куркуль крутить начал: «Какой расчет? Ты же мне как сын». Рассердился Тимка, ночью взял в табуне хорошего коня — и на базар. Покупатели спрашивают: «Где на коня бумага?» А откуда у Тимки бумага? Так и попался. Тимка начальнику милиции все рассказал про куркуля, а начальник ни в какую — не верит. «Факт, — говорит, — налицо, конь при тебе, а на коне хозяйское тавро». Ну и взяли Тимку. Сначала в домзак, а потом в колонию.
— Вот видишь. Значит, он все-таки конокрад. Увел же коня.
— Так он же своего увел, кровно заработанного.
«А ведь верно, — подумал я. — Заработал Тимка этого коня».
И как-то сразу испарилась моя неприязнь к Тимке. Наверное, неплохой он вовсе. И я зря придираюсь. Неожиданно для самого себя я взял Яшу за руку и сказал:
— Знаешь что, Яша, у меня рубль есть на кино. Но черт с ним, с кино. Давай лучше купим Тимке на дорогу папирос. Самых лучших, «Сальве». Идет?
— А ты не брешешь?