Здравствуйте, доктор! Записки пациентов (сборник)
Шрифт:
Но из-за уколов все подавлены и хочется веселья. Чифир на десяток минут бьет в голову. Ходишь по коридору, размахивая руками во все стороны, и спать абсолютно не хочется.
Когда идет врачебный обход, то доктора требуют больных показать языки и если языки от чифира темные, то долго еще доктора ругаются с санитарками на кухне.
От чифира среди сумасшедших избавиться невозможно, потому что если ты не пьешь чифир, то все в палате думают, что ты стучишь врачам, а если санитарки перестанут наливать кипяток, то кто тогда будет таскать тяжелые баки с едой и убирать внутреннюю территорию.
Сейчас
Вся территория больницы обнесена двухметровым бетонным забором, а на проходной стоит охрана. Она пропускает только по специальным разрешениям, но в день приема родственников и посетителей пропуска не нужны.
Сама палата закрыта на замок, а ключ находится у старшей сестры. Сумасшедшие могут выйти из палаты на улицу только с разрешения главного врача или главной сестры. Обычно это подъем привезенного с кухни обеда, уборка территории, поход в столовую за хлебом и всякими мелочами, вынос мусора, отвоз одежды в прачечную и забор отстиранного постельного белья.
У нас в палате вечно спал толстый Сергей. Его положили, чтобы не посадить за кровавые поступки. Однажды он проснулся и сказал, что давно не видел племянницы из Иркутска, а она как раз прилетает. Выпросил у нас куртку, напросился на отвоз белья в прачечную и беспрепятственно прошел через проходную, потому что был приемный день.
Санитарка Тамара, когда вернулась с постельным бельем, то посчитала всех, не нашла Сергея и устроила крик. Главная сестра дала ей подзатыльник, а врачи пошли звонить по телефону.
Через три часа Сергея привел отец, потому что если его задержать дома дольше, то могла приехать милиция и отправить в тюрьму, а больница лучше тюрьмы.
Сергей был весел и пьян, смачно рассказывал про похождения, несмотря на ругань врачей и сестер, давал в курилке подымить «Парламентом-лайт» и через полчаса уже мирно спал на своем обычном месте.
На тридцатый день нахождения в больничке, после того как получилось читать, я решил попытаться писать. Я взял привезенную женой тетрадь и синюю ручку и записывал сюжеты и штамповал рассказики, но рассказики не штамповались. Они получались какие-то кривенькие и косенькие, как сторожа после попойки. Я никак не мог связать конец и начало, словно болезнь начисто лишила меня логического ядра.
Но ведь болезнь была всегда. Она ниоткуда не возникла, а постоянно присутствовала во мне. Выходит, ей я должен быть благодарен за успех. Получается, что этот трахнутый галоперидол не дает мне писать по-старому.
Или же наоборот. Течение болезни никак не позволяет справиться с противными скачущими буквами. Измученный раздумьями, я побрел курить в туалет.
На следующее утро я на приеме у Алексея Ароньевича поднял эту тему. Врач ответил, что вся проблема в болезни. Только вылечившись, я смогу делать то, что мне удавалось до шизухи.
В больнице ближе к выходным или праздникам несколько счастливчиков отправлялись на побывку домой. Как правило, это были люди
Чаще всего они уже через час по выходу бывали сами вдрызг пьяны, но случались и крепкие бойцы с недугом, твердо соблюдающие предписания лечащего врача. Когда ушедшие приносили траву или алкоголь, то больные радостно пили или дымили. А санитары-мужики, предназначенные для вязок, ходили и во все стороны говорили: «Что-то в туалете анашой несет» или «Что-то во второй палате все спят, когда обед скоро».
Больной, найденный пьяным, считался совершившим самый тяжелый проступок. Хуже только побег. Но за пьянство всегда получали санитары или медсестры, так как что с нас взять.
Иногда санитары сами приходили на работу пьяными. Тогда если старшая медсестра не успевала их отправить домой, то они попадались на глаза врачам и получали полный разнос вплоть до увольнения. Но из-за нехватки санитаров их не выгоняли, и они через пару-тройку дней снова появлялись, как ни в чем не бывало, на рабочем месте.
Оставшихся в больнице в праздничные дни Маша выводит гулять на улицу в клетку. Вывести можно десять человек. Именно столько фуфаек и кирзовых сапог.
Клетка – это огороженная железной сеткой территория с березками, столиком и скамейками. Ходишь в ней кругами и смотришь на голубей и ворон. В клетке долго не погуляешь, потому что всем быстро надоедает ничего не делать и непрерывно ходить.
Если ты ведешь себя хорошо и подкидываешь медсестрам конфеты, то в праздники и выходные они могут в тихий час отпустить тебя на улицу одного.
Когда я вышел, то на мне вместо цивильной одежды была больничная пижама, поэтому через проходную идти я не мог. Быстро оббежал территорию больницы в поисках дырки, но везде стояли бетонный забор и столбы с колючей проволокой.
Чтобы не привлекать внимание врачей других корпусов и не подставить своих медсестер, я был вынужден лечь в траву на хозяйственном дворе и пролежать в ней два часа, пока меня не согнали собаки с пищеблока.
А так, когда у тебя есть цивильная одежда, ну там спортивный костюмчик и кеды, то можно в день приема выйти через проходную и очутиться в Люблино. В Люблино много магазинов, есть церковь, а если чуть пройти, то можно попасть в Кузьминский парк и искупаться в прудах. Во время купания хорошо видны рыбаки. Они стоят вдоль берега, ловят карасей и карпов или блеснят в надежде заполучить окуня или щуку.
То ли дозы подействовали, то ли беседы с врачом, но я стал постепенно разговаривать с женой и целовать ее, признав, что она не тайный агент. Вначале это выглядело комично. Растолстевший на перловке и гречке увалень делает резкое движение к молодой красивой женщине и тыкается носом в щеку. Потом движения обрели необходимую плавность, а сам я сбрил усы и бороду, которые отращивал в знак борьбы с агентами.
Жена каждый приемный день носила мне сменное белье и еду. Она устроилась на мою работу, на мою должность и этим зарабатывала на жизнь, хотя до того была домохозяйкой.