Здравый смысл, или Идеи естественные противопоставленные идеям сверхъестественным

Гольбах Поль-Анри Дитрих

167.

Никто не думает о будущей жизни, когда он сильно увлечен предметами, встречаемыми ими здесь в земной жизни. В глазах страстного любовника присутствие его возлюбленной гасит адское пламя, а ее очарование затмевает все райские удовольствия. Женщина! Ты говоришь, что бросаешь своего возлюбленного ради своего бога! Это значит, что твой возлюбленный больше уже не является таковым в твоих глазах либо что твой возлюбленный бросил тебя и теперь необходимо заполнить пустоту, образовавшуюся в твоем сердце.

Нет ничего более обычного, чем видеть людей гордых, извращенных, развратных и безнравственных, исповедующих некую религию, а зачастую выказывающих даже усердие в интересах этой религии; если они этого еще не делают, то надеются делать

когда-нибудь; они оставляют себе религию про запас в качестве снадобья, которое рано или поздно должно будет успокоить их в том зле, которое они еще только намереваются сделать. Кроме того партия святош и священников очень многочисленна, очень действенна, очень могущественна, и совсем не удивительно, что плуты и мошенники ищут ее помощи для достижения своих целей. На это нам ответят, без сомнения, что много честных людей преданы религии искренно и бескорыстно. Но разве прямота сердца всегда сопровождается светом мысли?

Нам указывают большое количество ученых, гениев, которые были привязаны к религии. Это доказывает лишь, что гении могут обладать предрассудками, могут быть малодушными, могут иметь воображение, увлекающее их и мешающее хладнокровно анализировать вещи. Религиозность Паскаля доказывает лишь, что и гений может иметь пункт помешательства и быть слабым, как ребенок, чтобы слушаться голоса предрассудков. Паскаль сам сказал нам, что ум может быть сильным и в то же время узким; обширным и в то же время слабым ("Мысли Паскаля", XXXI).

А выше он же сказал: можно обладать здравым смыслом, но не по отношению ко всем вещам, ибо есть люди, обладающие здравомыслием в одних вещах, которые ослеплены, когда подходят к другим вещам.

168.

Что такое добродетель с точки зрения богословия? Это, - говорят нам, согласование человеческих действий с волей божьей. Но что такое бог? Это существо, которое никто не способен понимать и которое поэтому каждый изменяет на свой лад. А что такое воля божья? Это - то, что люди, видевшие бога либо которым бог внушил свою волю, передали нам о божьей воле. Кто же те, кто видел бога? Это либо фанатики, либо мошенники, либо гордецы, словам которых не очень-то следует верить.

Основывать мораль на боге, которого каждый человек рисует себе по-разному, которого каждый творит на свой лад, которого каждый приукрашивает согласно собственному темпераменту и собственным интересам, это, очевидно, значит основывать мораль на прихоти и воображении людей; это значит основывать ее на фантазиях какой-либо секты, группы, партии, думающих, что они имеют преимущество поклоняться истинному богу, чего лишены все прочие.

Устанавливать мораль либо человеческие обязанности на воле божьей значит основывать ее на воле, мечтах, интересах тех, кто говорит от имени бога без боязни быть когда бы то ни было опровергнутыми. Во всех религиях одним только священникам дано право различать, что нравится и что не нравится богу;

можно быть всегда уверенными, что они различают то, что нравится либо не нравится самим священникам.

Догматы, церемонии, мораль и добродетели, предписываемые всеми религиями мира, были явно рассчитаны на то, чтобы расширить власть либо увеличить выгоды основателей и служителей этих религий. Догматы темны, непонятны, страшны и по этому самому способны возбудить воображение и сделать простонародье более послушным воле тех, кто хочет властвовать над ним. Церемонии и обряды доставляют богатство и уважение священникам. Мораль и религиозные добродетели состоят в покорной вере, мешающей рассуждать, в униженной набожности, которая дает уверенность священникам в подчинении их рабов, в горячем усердии к интересам религии, иными словами к интересам этих самых священников. Все религиозные добродетели, совершенно очевидно, служат лишь пользе служителей религии.

169.

Когда упрекают богословов в бесплодии их богословских добродетелей, эти ученые мужи напыщенно превозносят милосердие, нежную любовь к ближнему, которую христианство сделало существенной обязанностью

своих последователей. Но, увы, что получится из этого мнимого милосердия, когда мы начнем анализировать поведение служителей господа? Спросите их, должны ли они любить своего ближнего либо делать ему добро, если он нечестивец, еретик, неверующий, то есть если этот ближний думает не так, как они. Спросите их, следует ли терпеть мнения, противоположные воззрениям той религии, которую они исповедуют. Спросите их, может ли государь оказать снисхождение тем, кто впал в заблуждения. Их милосердие тотчас же исчезнет, и господствующее духовенство скажет вам, что государь носит меч лишь для того, чтобы поддерживать интересы всевышнего; оно скажет вам, что из любви к ближнему этого последнего нужно преследовать, сажать в тюрьмы, изгонять, сжигать. Вы отыщете терпимость лишь у нескольких священников, которые и сами преследуемы, но которые отбросят в сторону христианское милосердие, когда, они, в свою очередь, смогут преследовать других.

Христианская религия, на заре своей проповедуемая нищими и обездоленными, усиленно советовала давать милостыню, называя это милосердием; религия Магомета также делает милостыню неизбежной вещью. Ничто, без сомнения, так не соответствует духу человечности, как помогать несчастным, одевать голых, протягивать руку помощи тем, кто находится в нужде. Но не было ли бы разве более человечным и милосердным предупредить нужду и помешать увеличению количества бедных? Если бы религия вместо того, чтобы обожествлять государей, учила бы их уважать собственность подданных, быть справедливыми, пользоваться лишь своими законными правами, то не видно было бы в их государствах такого большого количества нищих. Алчное, несправедливое, тираническое правительство умножает нужду; тяжесть налогов порождает упадок духа, лень, бедность, которые в свою очередь дают расцвести воровству, убийствам и другим преступлениям всякого рода. Если бы государи обладали большей человечностью, милосердием, справедливостью, то их государства не были бы населены столькими несчастными, что становится невозможным помочь их бедам.

Христианские и магометанские государства имеют много больниц, просторных и богато содержимых, требующих от нас восхищения набожным милосердием королей и султанов, построивших эти больницы. Но разве не было бы более человечным хорошо управлять народами, доставлять им достаток, развивать и поощрять промышленность и торговлю, дать им уверенность, что именно они будут пользоваться плодами своих трудов, чем давить их под ярмом деспотизма, разорять бессмысленными войнами, доводить их до нищеты, чтобы удовлетворять самих себя невоздержной роскошью и затем строить пышные дворцы, которые могут вместить лишь очень маленькое количество тех, кого они обездолили? Религия своими добродетелями лишь обманывала людей; вместо того, чтобы предупредить зло, она всегда применяла в борьбе с последним лишь бессильные помочь снадобья.

Служители неба всегда могли извлекать выгоду из бедствий других людей; общественное бедствие было, так сказать, их стихией; они повсюду соглашались управлять имуществом бедняков, раздавать милостыню, хранить благотворительные средства. Этим они расширяли и поддерживали во все времена свою власть над несчастными, которые обычно составляют самую большую, самую беспокойную, самую мятежную часть общества. Следовательно величайшие беды превращаются в источник прибыли слуг господних!

Христианские священники говорят нам, что имущество, коим они обладают, это - имущество бедных, и утверждают под этой маркой, что их имущество священно. Вследствие этого государи и народы торопились сосредоточить в их руках земли, доходы и сокровища. Под предлогом раздачи милостыни наши духовные проводники стали крайне богатыми и используют на глазах обедневших наций эти богатства, которые были предназначены только для несчастных; эти последние, далекие от того, чтобы роптать, аплодируют святой щедрости, обогащающей одну лишь церковь, но очень редко способствующей облегчению участи бедняков.