Зефир в шоколаде
Шрифт:
– Главное, глаз не опускай, – продолжил он и не спеша убирать руки. – Держись за меня, и всё будет хорошо.
– У меня складывается такое ощущение, что ты меня к войне готовишь, Антон. А я иду на похороны отца. Остальное меня не интересует.
– Это ты про наследство?
– И про него тоже.
– Значит, ты ещё не решила, – констатировал он.
Я осторожно перевела дыхание.
– Слово «наследство» для меня несколько абстрактно. Я хочу похоронить отца. Я поняла, что для меня это на самом деле важно.
Антон кивнул и отступил от меня.
– Хорошо. Не будем торопить события.
Прощание проходило в самом большом поминальном зале города. Стоянка перед ритуальным
– Лера, – проговорил он негромко, то ли подбадривая, то ли убеждая меня не трусить.
Я сделала глубокий вдох и подала ему руку, вышла из машины. Антон тут же сунулся на заднее сидение, достал внушительный букет белых роз. Это я настояла на белых, сама не знаю почему. И сейчас разглядывала распустившиеся бутоны, словно от их идеальности и красоты что-то зависело, что-то измениться могло.
Антон подставил мне свой локоть.
– Идём?
Голос неожиданно проникновенный и даже сочувственный, наверное, пребывание в этом месте и его жизненную активность к земле прибило.
Я взяла Антона под руку. Сделала первый шаг. Должно быть, со стороны мы смотрелись вместе неплохо. Он высокий и тёмный, я натуральная блондинка, в новом платье, которое он мне вчера купил – в долг! – в дорогущем бутике на Славянской, с букетом белых роз в руках, и на двоих у нас одинаково сосредоточенное выражение лица. Я на самом деле держалась за локоть Антона, и боялась пальцы разжать, он наверняка чувствовал, как судорожно они сжимаются.
– Здравствуй, Антон.
Он кивнул кому-то в знак приветствия, как только мы переступили порог поминального зала. Зал был просторный, заполненный людьми и вазами с цветами, и я даже не сразу увидела гроб на возвышении. А как увидела, так и взгляда отвести не могла. Лишь отстранённо прислушивалась к голосу Антона, который то и дело здоровался с кем-то. Кажется, ему даже соболезнования выказывали, как члену семьи. А потом он вдруг выдвинул меня перед собой и сказал:
– Это старшая дочь Бориса, Валерия.
Я отвела взгляд от гроба отца, и вдруг поняла, что вокруг нас собралось немало людей, и после слов Антона меня принялись разглядывать, кто просто с любопытством, а кто и с недоумением. Я же стояла, прижимая к груди букет, и не знала, что сказать. Поэтому обратилась к Антону.
– Я бы хотела… подойти к нему.
– Конечно, – негромко отозвался он. – Пойдём.
У меня тряслись руки. Я этого совершенно не ожидала, ещё два дня назад была уверена, что вряд ли что-то почувствую, это ведь, по сути, незнакомый мне человек. А оказалось, что эмоций в избытке, и они попросту задушили. И, наверное, это было заметно, или Антон просто почувствовал, но я была благодарна ему, что не оставил, а наоборот поддержал, в прямом смысле слова. В какой-то момент я немного осела на его руках, смотрела на отца в гробу, и у меня даже дышать не получалось.
На протяжении всей моей сознательной жизни, я отца только на фотографиях видела. Он, я, совсем ещё маленькая, а порой и вовсе младенец; в последние годы он мелькал на телеэкране, в выпусках городских новостей, поседевший и набравший в весе, но сейчас, сейчас он совершенно
– Антон, – тихо позвала я.
– Что?
– Я не знаю, куда цветы положить, – в некоторой панике призналась я.
– Поставь в вазу, вот сюда.
Цветы я поставила, расправила, хотя руки и не слушались, отступила на шаг и выдохнула, словно что-то непосильное сделала. Признаться, мне сказать было нечего. Вот если бы меня спросили, что бы я сказала своему отцу на прощание – я не знала. Я не чувствовала злости на него или обиды, не чувствовала горечи утраты, ощущалась лишь печаль по чему-то неузнанному, а не ушедшему. Я машинально оперлась на руку Антона, ещё секунда и я отвернулась.
– Пойдём.
Мы спустились с возвышения, на котором был установлен гроб, всего две ступеньки вниз, а словно в другое измерение, и я снова обратила внимание, что за нами наблюдают. Видимо, слух о том, что у Давыдова отыскалась ещё одна дочь, уже распространился.
– Лера, всё хорошо?
Я глаза на Антона подняла, он немного хмурился, приглядываясь ко мне. Я поспешила кивнуть.
– Да. Я просто растерялась немного.
– Не мудрено.
Я вдруг улыбнулась, хоть и едва заметно.
– Так странно слышать от тебя это слово.
– Почему?
– Оно тебе совсем не подходит.
Он еле слышно фыркнул, явно чтобы меня поддержать.
– Вот только не надо намёков, девушка.
– Можно я тебя снова под руку возьму?
– Даже нужно. – Он призывно выставил локоть вперёд. Затем спросил: – Хочешь выпить?
– А здесь есть?
– Думаю, вино точно есть. Сейчас поищем. – Кинул на меня изучающий взгляд. – Ты бледная.
Я невольно схватилась за щёки. А когда увидела приближающуюся к нам женщину, приглядывающуюся ко мне с красноречивым прищуром, руки поспешила опустить. Я не знала Марину Леонидовну, жену отца, в лицо, но была уверена, что это именно она. Лет сорока, платиновая блондинка, загорелая и с такой королевской осанкой, что мне поневоле захотелось расправить плечи, чтобы не выглядеть челядью на её фоне. Она шла к нам через зал, степенно и не спуская с меня глаз, окидывая критическим взглядом, и я была уверена, что лишь большое количество зрителей вокруг, не позволяло ей прямо и с наскока высказать своё мнение по поводу моего присутствия здесь. На ней был чёрный костюм с гипюровыми вставками, а на голове что-то вроде шляпки-таблетки с намёком на вуаль, которая на самом деле едва прикрывала её лоб. Марина Леонидовна подошла и тут же перевела взгляд с меня на моего спутника.
– Антон, – вроде бы поприветствовала она его, но тут же укорила: – Ты опоздал.
Тон был властный и обвиняющий, и видимо, Марина Леонидовна не сомневалась, что имеет на него право.
– Не опоздал, я задержался. К тому же, виновник торжества у нас Боря, вот без него бы не начали, а мы с тобой лишь гости.
– Как всегда хохмишь.
Антон безразлично пожал плечами и тогда уже указал на меня.
– На самом деле, я заезжал за Лерой. Вы ведь незнакомы? Дочь Бори от первого брака.