Зэк
Шрифт:
– Ага, – сказал Иван, – держи карман шире. Мы сейчас покатаемся, поиграем в догонялки.
Обратной дороги теперь уже совершенно не могло быть, к Таранову пришел кураж. Он утопил педаль газа, рванул в сторону Дворянской. «УАЗ» цепко, как на буксире, шел сзади, непрерывно сигналил и мигал дальним светом. Колеса «Жигулей» выплевывали снежные хвосты, ядовито-малиновый слоник у заднего стекла издевательски помахивал преследователям хоботом.
– «Жигули» ка-семь-семь-два, остановиться! Немедленно остановиться. Буду применять оружие!
Таранов
– Семь-семь-два, остановиться! Приказываю остановиться. Открою огонь на поражение.
– Сейчас, – пробормотал Иван, – только штаны подтяну.
Таранов выскочил на Ерофеевский спуск. Машину занесло, протащило боком по встречной полосе. Чудом «желток» разминулся с маршруткой… выровнялся, чиркнув по поребрику, и пошел вниз, к Клязьме. В зеркало Иван увидел, что «УАЗ» не отстает, а «жигуленок» с мигалкой закрутился на снегу, юзом развернулся на сто восемьдесят.
Иван выскочил на мост. Мелькнула внизу черная, парящая вода Клязьмы… ударил первый выстрел. «Желток» со слоником у заднего стекла шел по шоссе. В свете фар летели тысячи снежинок. Из «УАЗа» снова выстрелили. «Пора заканчивать, – подумал Иван, – пристрелят сдуру». Он потихоньку начал снижать скорость. Напротив областной больницы демонстративно выбросил в окно карабин.
«УАЗ» догнал, пристроился борт в борт. Молодой сержант с испуганным лицом приоткрыл дверь и показал Таранову автомат. Таранов тоже сделал испуганное лицо, на секунду отпустил руль и показал жестом: сдаюсь.
Из машины он вылез с протянутыми вперед руками. Мигалка озаряла снег синими всполохами, в свете фар мела поземка.
– Сдаюсь! – закричал Иван. – Я сдаюсь. У меня нет оружия!
Он видел, что менты напряжены и нервничают. Еще бы – киллера взяли! Черт с ними, лишь бы не начали стрелять.
– Я сдаюсь, – повторил он, протягивая руки, но сержант закричал:
– На землю! Мордой на землю, падла!
Голос у него срывался. Иван лег на снег, снег пах соляркой, остужал лицо.
– Руки назад!
Он послушно завел руки за спину. В спину тут же уперся ствол «АКСУ». Потом второй мент придавил его коленом и защелкнул на запястьях наручники. А потом его начали бить. Никакой необходимости в этом не было – просто у ментов сказывался «нервяк».
В тысяче километров от Владимира, в Санкт-Петербурге, в огромной квартире на берегу Финского залива сидела, забравшись с ногами в кресло, женщина. С экрана телевизора диктор радостным голосом сообщил, что уже сегодня в полночь в эфире «Радио России» прозвучит новый гимн России. Что президент в Ногинске поздравил сотрудников МЧС с 10-летним юбилеем и получил в подарок фирменную футболку…
Светлана встала и подошла к окну. В Петербурге было холодно, минус шестнадцать, и западный штормовой ветер. По заливу в темноте катились волны с гребнями, ветер срывал с них пену, нес по воде
Гораздо менее радостным голосом диктор сказал, что в Грозном резко активизировались боевики… растет курс доллара. В обменных пунктах Москвы зеленые бумажки продают по двадцать девять рублей двадцать копеек. Светлана выключила телевизор. Ей было очень одиноко и хотелось плакать.
– А когда ты вернешься?
– Только в следующем веке, родная.
В 18.44 попутчик Таранова приехал на улицу Подбельского и зашел в здание Почтамта. Оттуда он позвонил в офис «Анти-клуба». Трубку снял Лидер. Попутчик сообщил, что договор выполнен в полном объеме. Груз сдан, накладные подписаны. Претензий нет. Это означало, что Колобок мертв, Африканец задержан и в процессе задержания не ранен.
– Точно? – строго спросил Лидер. Информацию о задержании попутчик получил, прослушивая милицейскую волну.
– Точно, – ответил он. – Отчет нужен вам срочно?
– Нет, – сказал Лидер. – Теперь уже нет.
Он положил трубку, откинулся в кресле и прикрыл веки. Он чувствовал себя очень усталым.
На канале «ТВ-Центр» началась программа «События. Время владимирское». На экране появился подъезд бани на 2-й Никольской и туша Колобка. Снег возле головы был розовым.
– Полюбуйся на свою работу вблизи, – бросил следак Таранову.
В кабинете СО УВД сидели Иван, два следователя – милицейский и прокурорский – и трое оперативников. Таранов был в наручниках, в углу стояла «сайга», на столе лежали документы и вещи Ивана.
– Это ошибка, – сказал Иван.
В кабинет вошел полковник милиции, кивнул на Ивана: этот? Всех присутствующих, кроме Таранова, он знал в лицо, но почему-то спросил: этот? И все сразу закивали: этот, этот. Полковник оживленно потер руки и сказал:
– Влип, красавец. Тут тебе не бандитский Петербург. Тут, бля, строго.
Криминальная обстановка во Владимире не сильно отличалась от общероссийской – горожане помнили даже стрельбу из гранатомета по магазину «Золотые Купола»… и насчет строгости помнили: совсем недавно судья Л-в освободил из-под стражи авторитета Сергея Н. по прозвищу Богач. Богач вышел на подписку о невыезде, а на следующий день погиб главный свидетель по его делу… тут, бля, строго. Не забалуешь.
– …тут, бля, строго.
– Это ошибка! – закричал Таранов. – Это какое-то недоразумение.
– А это? – сказал один из оперов, показывая рукой на карабин. – Это тоже недоразумение?
«Сайга», выброшенная Иваном из окна на скорости около восьмидесяти километров в час, «потеряла» прицел и выглядела как инвалид. Иван промолчал.
– Мудак ты, – сказал опер. – Сейчас мы сделаем тебе парафиновый тест и однозначно найдем на руках следы выстрела. Да и тачку твою приметную Горилла хаа-рашо запомнил. Доказов на тебя выше крыши, дядя. И у тебя теперь одна дорожка.