Зеленое чудовище
Шрифт:
У его ног было распростерто тело нагой женщины, и ее разметавшиеся белокурые волосы тонули в этой крови.
Явись перед ним сам черт собственной персоной, сержант и то бы не испугался, но это зрелище наполнило его ужасом; однако, сообразив, что как бы там ни было, а придется же ему отдавать отчет о порученном деле, он схватил бутылку с зеленой головкой, которая словно бы строила ему рожи, и воскликнул: «Хоть эта, по крайней
Громовой хохот был ответом на эти слова.
А он тем временем бросился по лестнице наверх и, показывая бутылку товарищам, крикнул им:
– Вон он, домовой-то! А вы все трусливые бабы (он произнес здесь словечко почище), раз боитесь туда спускаться!
Слова эти были исполнены столь едкой насмешки, что все тут же гурьбой ринулись в погреб. Однако ничего там не обнаружили, кроме одной разбитой бутылки из-под бордо. Остальные бутылки смирнехонько стояли на полках.
Солдаты весьма сокрушались по поводу разлитого вина. Но ничего более не опасаясь, каждый схватил себе по бутылке, и они поспешили наверх.
И каждому позволено было выпить свою.
Сержант сказал:
– А я свою сохраню до дня свадьбы.
Невозможно было отказать ему в обещанной пенсии, он ее получил, женился на своей белошвейке и…
И они народили кучу детей, думаете вы? Всего лишь одного.
III
Что было потом
Во время свадебного пира, который устроен был в Рапэ, сержант поставил пресловутую бутылку с зеленой головкой меж собою и своей молодой женой, строго следя за тем, чтобы никому из нее не наливали, кроме как им двоим.
Бутылка была зеленая, что твоя петрушка, вино было красное, словно кровь.
Прошло девять месяцев, и белошвейка произвела на свет маленькое чудовище сплошь зеленого цвета и с красными рожками на лбу.
А вы, юные девицы, ходите-ка, почаще ходите на танцы в бальную залу «Шартрез»… что стоит на месте замка Вовер!
Ребенок меж тем рос себе да рос, прибавляя если не в добронравии, то, во всяком случае, в весе. Две вещи крайне огорчали его родителей: его зеленый цвет и хвостовой отросток, который поначалу казался лишь удлинением копчика, но мало-помалу становился самым настоящим хвостом.
Обратились за советом к ученым; те заявили, что хирургическим путем удалить его невозможно, поскольку это угрожает жизни ребенка. Еще они добавили,
Что касается окраски, то ее приписали избытку желчи в организме. И было испробовано великое множество всяких средств и снадобий, дабы хоть немного смягчить слишком уж пронзительный зеленый цвет кожи маленького чудовища, и путем всяческих втираний и омовений порой удавалось доводить его то до бутылочного, то до светло-зеленого, а то и до желтоватого. Случалось даже, что кожа становилась почти совсем белой, но к вечеру она принимала свой обычный вид.
Маленькое чудовище причиняло своим родителям беспрерывные огорчения, становясь что ни день все более ехидным, упрямым и злобным.
Печаль, которую испытывали по этому поводу сержант и белошвейка, была столь велика, что, будучи не в силах ей противиться, они постепенно поддались пороку, весьма распространенному среди людей этого сословия, – они начали пить.
Но при этом сержант никогда не желал пить никакого вина, кроме как из бутылок с красной головкой, а его супруга пила вино только из бутылок с зеленой.
И каждый раз, когда сержант допивался до бесчувствия, во сне ему являлась та окровавленная женщина, чье появление так испугало его тогда в погребе, после того как он разбил бутылку.
И женщина эта говорила ему: «О, зачем прижимал ты меня к своему сердцу, а потом убил… А я так тебя любила!»
И каждый раз, когда жена сержанта слишком долго прикладывалась к бутылке с зеленой головкой, во сне ей являлся огромнейший бес самого отталкивающего вида. И бес говорил ей: «Ты удивляешься, что я пришел к тебе? Разве не пила ты из той бутылки?.. Разве не я отец твоего ребенка?»
О, неразгаданная тайна!
Дожив до тринадцати лет, ребенок исчез.
Безутешные родители продолжали пьянствовать. Однако страшные видения, что тревожили до того их сон, никогда больше не повторялись.
IV
Мораль
Так был наказан сержант за богохульство, а белошвейка – за расчетливость.
V
Что случилось с зеленым чудовищем
Этого никто никогда не узнал.