Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы

Марш Найо

Фокс начал крутить стержень. Скрытая мокрым от крови шелком, рана немного расширилась. Инспектор с силой потянул на себя, потом дернул — и с негромким, но неприятным звуком орудие убийства появилось на свет божий. Фокс положил его на пол и убрал платок. Бейли прищелкнул языком.

— Посмотрим — посмотрим, — сказал инспектор. — Ну и ну, дьявольская штука. В секцию стержня зонта вставили дротик или гвоздь.

— Черно-белого зонта, — сказал собеседник Фокса. Инспектор поднял голову, но промолчал, а гость продолжал: — Да. Вы сами видите — это пружинный замок. Поэтому наш дротик и не вылезал. Искусная работа, почти музейная вещица. Внутри замка небольшие драгоценные камни. Посмотри-ка сюда, Фокс.

Гость выставил длинный палец. С одного из концов секции торчал

стальной штырь длиной сантиметров в пять, у основания широкий и постепенно становящийся тоньше и острее.

— Напоминает шило или стилет. Вероятно, прежде у него была короткая ручка. Эту штуковину вставили в секцию и каким-то образом закрепили в ней. Наверное, специальным клеем. Видите, с той стороны, где дротик, секция была полой. Вероятно, более длинная часть стержня ввинчивалась в эту, короткую, а на противоположный конец навинчивали набалдашник или ручку зонта. — Гость вынул записную книжку, быстро нарисовал что-то и показал Фоксу. — Примерно вот так, — продолжал он. — Необычный зонт, французской, полагаю, работы. Мальчиком, помнится, я видел такие в Лоншампе. Стержень настолько тонок, что для нормального зонта пришлось выполнить его составным, из нескольких секций. Эта — одна из них. Но почему в чью-то голову могла прийти такая бредовая фантазия — использовать стержень зонта как кинжал?

— Томпсон, нужно сделать еще один снимок. — Фокс тяжело поднялся и после долгой паузы спросил: — А где вы сидели, мистер Элейн?

— Совсем рядом с компанией Пестерна. В нескольких метрах от помоста.

— Какая удача, — сказал Фокс.

— Не спешите радоваться, — остановил его старший инспектор Элейн. Он сел на стол и зажег сигарету. — Ситуация, несомненно, щекотливая, дружище Фокс. Вы ведь знаете, я не должен влезать в вашу работу.

— Но вы можете принять расследование на себя, сэр, — возразил Фокс.

— Я имею право хотя бы дать свидетельские показания. И хочу с самого начала предупредить вас, что наблюдал за этим экстравагантным чудаком Пестерном почти все время. Странные шутки иногда выделывает с человеком жизнь.

— Я полагаю, сэр, — без тени улыбки сказал Фокс, — вы сообщите мне, что состояли при нем «шестеркой» в Итоне.

Элейн усмехнулся.

— Случись такое, я провел бы остаток жизни в сумасшедшем доме. Нет, я хочу сказать только, что наблюдал именно за ним и не смотрел на остальных. Заметил, к примеру, что он в самом деле навел свою пушку — револьвер какой-то марки — на этого человека и во время выстрела стоял от него не дальше, чем в двух метрах.

— Похоже на истину, — сказал Фокс и открыл свою записную книжку. — Не возражаете, мистер Элейн? — официальным тоном добавил он.

— Радуетесь чужому несчастью? — пошутил в свою очередь старший инспектор и продолжал: — Итак, музыканты как раз исполняли чертовски глупый номер и вертели зонтики, словно перезрелые хористки, но я обратил внимание, что с одним, черно-белым, очень французским и очень женским, у них возникли затруднения. Парню пришлось держать его выше того места, где обычно находится ручка.

— Вот как? — Фокс посмотрел на Томпсона. — Постарайтесь достать зонтик.

Томпсон вышел, Бейли с распылителем для контрастного порошка склонился над орудием преступления.

— Будет лучше, наверное, если я опишу заключительный номер, — сказал Элейн и начал рассказывать. Он говорил спокойно и неторопливо. Томпсон вернулся с черно-белым зонтом.

— Наверняка тот самый, сэр, — сказал он, — одна секция стержня отсутствует. Смотрите! Замка, чтобы закрыть зонт, нет. — И он положил зонт рядом с дротиком.

— Хорошо, — отозвался Фокс. — Сделайте снимки.

Щелкнув еще три раза, Томпсон завернул орудие убийства в носовой платок и положил в сумку Фокса.

— Когда мы закончим, я нанесу на него защитный фиксатор, мистер Фокс, — сказал он. Фокс кивнул, Томпсон и Бейли собрали свою аппаратуру и вышли.

— …когда прозвучал выстрел, — говорил Элейн, — он повернулся лицом к лорду Пестерну и оказался спиной к публике наполовину, а к дирижеру — полностью. Он отклонился назад под немыслимым углом и задрал кверху аккордеон.

Грудь его находилась прямо под стрелой метронома, которая в тот момент была неподвижна. После выстрела он еще немного отвернулся от публики и слегка выпрямился. Пальцы его пробежали по клавишам аккордеона сверху вниз — получилось какое-то инфернальное блеяние. Колени его подогнулись, он сначала опустился на корточки, а потом упал на спину, а аккордеон оказался между ним и залом. В тот же момент один из музыкантов изобразил из себя подстреленного. Я не мог видеть Риверу ясно, поскольку прожектор перевели на старого Пестерна, который, чуть поколебавшись, расстрелял весь магазин. Еще три музыканта потешно зашатались, словно их подстрелили тоже. Мне показалось, здесь у них что-то пошло не так. Оркестранты словно бы не знали в точности, как действовать дальше. А Пестерн отдал свою пушку Беллеру, тот прицелился в него и нажал на спусковой крючок. Но патронов в магазине не было, поэтому раздался только щелчок. Беллер изобразил на лице отвращение, разломил револьвер, сунул его в карман и сделал жест, словно бы говоривший: «Револьвер у меня. Продолжаем». Затем лорд Пестерн постарался изобразить на своих барабанах, что такое ад. Выглядел он при этом совершенно необычно. Глаза горят, со лба течет пот, на лице блуждает полуулыбка, а сам, как паяц, дергается между своим барабанами. Лицезрение немолодого пэра за таким занятием может вывести из равновесия, но он, конечно, безумен, как мартовский заяц. Трой и я просто в ужас пришли. Как раз тогда включился метроном и замигали цветные лампочки. А до того стрела указывала точно в грудь Риверы. Официант принес дирижеру венок, тот встал перед аккордеонистом на колени и положил венок ему на грудь. Потрогал сердце, а потом пристально посмотрел на Риверу и, склонившись к телу, начал шарить внутри венка. С изумленным видом повернулся к старому Пестерну. Сказал что-то ребятам с носилками. Венок скрыл лицо Риверы, а инструмент — половину его живота. Беллер обратился к пианисту, затем к лорду Пестерну, и тот, поскольку свое безумствование он окончил, ушел следом за дирижером. Я нюхом почувствовал беду, увидел, как официант подошел к Алингтону, а потом остановил молодого человека из компании леди Пестерн. Долго боролся с самим собой и вот не удержался — пришел сюда. Вот и все. Вы видели револьвер?

— Я взял его у Беллера. Он у меня в кармане. — Фокс надел перчатку, достал револьвер и положил на стол. — Несерийного изготовления, — сказал он.

— Вероятно, им пользовались для прицельной стрельбы, — пробормотал Элейн. Фокс между тем достал из сумки дротик и положил рядом. — Он должен подойти. Смотрите, смотрите, Фокс. Видите?

— Это не слишком продвигает нас вперед.

— Вы правы.

— Я не совсем представляю, какую линию повести в отношении публики. — Фокс показал головой в том направлении, где находился ресторан.

— Перепишите имена и адреса. Официанты могут их знать. Многие здесь — завсегдатаи. Можно сказать, что таковы новые требования в связи с удлиненными ночными представлениями. Будем считать удачей, дружище Фокс, что публика поверит в любую глупость, если сказать, что она исходит от полиции. Компанию Пестерна лучше задержать.

— Сейчас распоряжусь, — сказал Фокс. Он вышел, на секунду явив взору старшего инспектора Элейна сборище во внешней части кабинета, «…всю ночь околачивается рядом, чтобы нарушить мои планы…», — протестующий голос принадлежал лорду Пестерну и мгновенно смолк, как только открылась дверь.

Элейн опустился на колени возле тела и занялся обыском. Откинув полы пиджака, вывернул нагрудный карман. Из него выпали четыре письма и золотой портсигар. На портсигаре с несколькими сигаретами внутри старший инспектор прочитал надпись: «От Фелисите». Проверил другие карманы. Нефритовый мундштук, два носовых платка, бумажник с тремя банкнотами по одному фунту. Элейн положил эти предметы в ряд и взялся за аккордеон. Инструмент был большой, обильно украшенный. Старший инспектор вспомнил, как сиял он на груди Риверы, когда тот извлекал из него последнюю в своей жизни какофонию звуков. Когда Элейн поднял инструмент, тот издал металлический стон.