Зеленоглазый горец
Шрифт:
Джеймс вспоминал тот день, когда родилась Мегги, и не мог припомнить, что тогда переживал так же сильно, как сейчас. Мэри постоянно громко кричала, время от времени приговаривая, какое он жестокое чудовище, раз из-за него ей приходится переживать такие муки.
Молчание Анноры, напротив, казалось Джеймсу пугающим. Он уже собирался ринуться вверх по лестнице и потребовать, чтобы ему показали Аннору, но в это время кто-то схватил Джеймса за рукав и отозвал в сторонку. Это был его брат Торманд.
– Что тебе надо? – спросил Джеймс. – Что ты
– Просто у тебя такой вид, что я испугался, что ты того и гляди ворвешься в спальню и до смерти перепугаешь жену, – сказал Торманд.
– Какой у меня вид?
– Как у безумца, который вообразил, что его жену подвергают пыткам, и он должен сейчас же бежать к ней сломя голову и убедиться, что ей не угрожает опасность. Имей в виду, это не поможет, братишка. Так уж повелось испокон веков. И так будет всегда. Бедная детка от этого только больше разволнуется, а ей и без того сейчас нелегко.
Торманд понизил голос, и Джеймс бросил взгляд в сторону Мегги. Она внимательно наблюдала за ним.
– Да, ты прав, – сказал он, подошел к окну и посмотрел в сторону ворот. – Как я мог настолько забыться?
– Неужели Маккей хотел застеклить эти окна цветными стеклами, как в церкви? – спросил Торманд. – Кем этот болван себя мнил?
– Он возомнил себя лэрдом, который, проявив изрядную долю хитрости, при благоприятном стечении обстоятельств мог бы стать королем. – Джеймс вспомнил о витражах, которые привезли в Данкрейг через несколько месяцев после смерти Маккея. – Он провел много лет во Франции, насмотрелся там на излишества знати и хотел воссоздать здесь нечто подобное. Тщеславия ему было не занимать.
Джеймс взглянул на Торманда, у которого было подозрительно невозмутимое выражение лица, и понял, что тот хотел отвлечь не находящего себе места от беспокойства мужа от родовых мук жены. Намерения брата не оставляли у Джеймса никаких сомнений, и больше всего его злило не это, а то, что он на некоторое время попался на эту удочку. Хуже всего было то, что Торманд может снова применить ту же самую уловку и это снова сработает. Положа руку на сердце Джеймсу и самому хотелось немного отвлечься от тревожных мыслей об Анноре.
– По-моему, стоило Маккею оказаться на месте лэрда, как у него помутилось в голове, – сказал Джеймс. – Ну да, он хотел окна с витражами. Их привезли сюда не так давно. За товар было оплачено заранее, и поэтому их нельзя было вернуть продавцу. Я не хочу ставить их на свои окна, потому что тогда не будет виден двор. Не говоря уже о том, что в комнате будет меньше солнечного света. Но даже не это главное – эти витражи нельзя использовать из-за того, что там изображено.
– О да! Обнаженные грудастые красотки, предающиеся разнузданному разврату.
– Вот именно. И что самое отвратительное – в центре этой фривольной сценки нарисован Маккей, а справа от него изображен Эган. Оба в чем мать родила. И оба с мужскими достоинствами недюжинного размера.
Торманд расхохотался:
– Ты шутишь.
– К сожалению,
– Неужели во Франции и в самом деле такие вольные нравы? Видимо, я много потерял, ни разу так и не навестив живущих там родственников.
– Вряд ли во Франции занимаются такой чепухой.
– Скажи мне, куда ты поставил эти витражи? Хочу взглянуть на эти чудеса хотя бы одним глазком.
– Аннора долго смеялась, когда впервые увидела этот шедевр.
– Неужели эти витражи и впрямь такие занимательные?
– Сделаны они умело, хорошо подобраны цвета, но сюжет портит все впечатление.
– Тем более мне надо обязательно на них посмотреть, – сказал Торманд и вдруг схватил Джеймса за руку и прошептал: – А вот и Большая Марта.
Джеймс замер, потому что Большая Марта была в числе тех женщин, которые помогали у постели роженицы. Он взял себя в руки, стараясь выглядеть спокойным. К нему подошла Мегги и доверчиво прижалась к ноге, словно ища у отца защиты. Должно быть, дочь смутно догадывалась о том, что происходит что-то не только важное, но и сопряженное с риском для ее мачехи. Джеймс ласково обнял девочку.
– Ну что, парень? – Большая Марта подошла к нему и, очевидно, довольная тем, что при ее появлении все собравшиеся в большом зале притихли в ожидании, сказала: – Твоя женушка держалась молодцом.
При этих словах у Джеймса отлегло от сердца. Проглотив комок в горле, Джеймс спросил:
– Значит, с Аннорой и ребенком все хорошо?
– Да, они оба чувствуют себя превосходно. У тебя прекрасный сын, настоящий богатырь, – важно объявила Большая Марта и обвела довольным взглядом зал. Все радостно загалдели. – Разве что Аннора малость устала после родов.
Не успела Большая Марта закончить свою речь, как Джеймс опрометью бросился по лестнице на второй этаж, где располагались спальни. Он не сразу понял, почему ему трудно идти и чем вызван взрыв хохота окружающих. Опустив глаза вниз, он увидел, что Мегги руками и ногами вцепилась в его ногу и повисла на нем. Она смотрела на отца с широкой улыбкой. Джеймс, смеясь, поднял Мегги себе на плечи и побежал. Торманд следовал за ними по пятам, потому что на него возложили честь посмотреть на нового наследника Данкрейга и передать свои впечатления многочисленным родственникам, ожидавшим в зале.
Аннора удивилась, когда в ее комнату ворвался взволнованный Джеймс, на плече у которого сидела довольная Мегги, а за ними, не отставая ни на шаг, мчался сияющий Торманд. Они окружили ее кровать, на которой она лежала с ребенком. Несмотря на то что роды ее страшили, все прошло довольно легко. Аннора понимала, что в большой степени за удачный исход должна поблагодарить родственниц Джеймса. Зная, что могут не подоспеть вовремя к моменту начала родов, приемная мать Джеймса, Бетия, и несколько его двоюродных сестер прибыли в Данкрейг пару месяцев назад и остались здесь гостить в ожидании родов. Женщины Мюрреев были опытными повитухами, и их дельные советы очень помогли Анноре.