Зеленые береты

Мур Робин

– Было бы чертовски жалко оставлять такое удачное место!

– Жалко? – Дьюарт раздраженно сплюнул. – Да было бы просто трагедией, если религия и политика приведут к потере таких жизненно важных военных преимуществ.

К нам подошел переводчик-вьетнамец и отсалютовал. Капитан Дьюарт поприветствовал его в ответ и снова надел свой берет.

– Ди-ви, старейшины Као-Дай собрались у ворот и хотят пройти в пагоду.

– Сколько их?

– Человек двадцать.

– Двадцать! –

воскликнул Дьюарт, взглянув на меня. – Старуха говорила, что эту пагоду с первого дня ее появления здесь не посетила и дюжина!

– Но они здесь, ди-ви. Настало время полнолуния.

– Хорошо, Ланг. Пропусти их. Но предварительно обыщи.

– Ди-ви, – запротестовал Ланг, – я не могу обыскивать монахов и старейшин.

Дьюарт выругался про себя.

– Теперь ты видишь, что я имел в виду? Сайгон предупреждает, чтобы мы вели себя осторожно и ни в коем случае не задевали их нежные чувства.

Он нетерпеливо и раздраженно махнул рукой в направлении группы, стоящей у ворот, и Ланг пошел к ним, чтобы отвести в пагоду.

– Что это за война, если мы сами приглашаем врагов осмотреть наш лагерь прежде, чем они его атакуют?

– Это и есть старейшины, сэр?

Дьюарт повернулся к сержанту Пенни, высокорослому негру-медику.

– Так сказал Ланг. – Он повысил голос: – Эй, Ланг, подойди-ка сюда.

Переводчик повернулся в его сторону.

– Ты, по-моему, говорил о монахах и старейшинах. А как я вижу, большинству из этих парней нет и тридцати.

– Ди-ви, – объяснил Ланг, – их ранг определяется не возрастом, а силой веры.

Пенни подозрительно посмотрел на вьетнамца:

– А ты сам тоже из Као-Дай?

– Нет, – ответил Ланг, – но все мы буддисты.

Дьюарт мрачным взглядом проводил процессию, которая вошла в маленькую пагоду, обложенную мешками с песком.

– Надеюсь, по крайней мере, что, увидев наши боеприпасы, они два раза подумают, прежде чем решаться напасть на лагерь.

Ланг возразил:

– Приверженцы Као-Дай лояльны к нынешнему правительству, ди-ви, и никогда не воевали на стороне ВК, хотя и ненавидели Дьема.

– А как ты думаешь, Ланг, сколько из этих парней и в самом деле принадлежат к Као-Дай?

– Они уверяют, что все, ди-ви.

– Я иногда спрашиваю себя, на чьей, собственно, стороне ты, Ланг? – Дьюарт повернулся к сержанту Пенни. – Скажи своим ребятам, чтобы они не спускали глаз с этих фанатиков.

– Вы тоже тут посматривайте, сэр, – ответил Пенни.

Дьюарт не преминул воспользоваться его советом. Все американцы, за исключением сержанта Ратта, увлеченного беседой с Брукером, держали наготове свои АВ-15, переводя взгляд с "приверженцев Као-Дай" на поля, расположенные за пределами лагеря, и обратно.

Еще

одна стайка речных птиц с шумом и треском пронеслась над лагерем. Многие из Као-Дай реагировали на эти звуки так же, как солдаты – и как я – ища глазами укрытие, пока не поняли, какие звуки они приняли за вой летящих мин.

Неожиданно Дьюарт громко рассмеялся:

– Я, кажется, кое-что придумал!

Я вопросительно посмотрел на него.

– Задержись у нас немного и ты увидишь, как мы разберемся с этими хитрецами.

Он торопливо дождался, пока приверженцы Као-Дай закончили предполагаемое моление перед причудливыми картинами. Наконец они вышли из лачуги, и тут молодой человек с лукавыми глазками – видимо, один из главных – обратился к переводчику и заговорил вполголоса. После этого Ланг подошел к Дьюарту.

– Ди-ви, завтра будет ночь полнолуния, и они хотят еще раз прийти в храм.

Дьюарту предстояло принять трудное решение. Безопасность лагеря обеспечивалась находящимися в его распоряжении силами НРГО и их командирами из вьетнамских войск специального назначения – все они, до единого человека были буддистами. Хотя они могли подозревать, что местные члены секты Као-Дай, находившиеся на удалении в сто пятьдесят миль от основной массы их единоверцев в провинции Тай Нинь, были при помощи угроз принуждены помогать вьетконговцам, но все-таки человеку с Запада не дано было постичь духовные связи, объединявшие всех вьетнамцев. Связи эти особенно укрепились в результате преследований буддистов во Вьетнаме со стороны приверженцев католицизма, преследований, которые прекратились лишь несколько месяцев назад.

– Я хотел бы поговорить с их лидерами, – сказал Дьюарт.

Переводчик вскоре вернулся с группой из трех человек. Один из них, худой и действительно старый, в своем белом одеянии, с жидкой раздвоенной бородкой, свисавшей с подбородка, был представлен как главный из старейшин. Вторым был тот самый лукавый молодой вьетнамец, третьим – тоже молодой, с вызывающе мрачным лицом, в черных брюках и такой же куртке – типичной одежде вьетнамских крестьян и вьетконговцев.

Дьюарт через Ланга обратился к старшему:

– Мне сказали, что вы хотите завтра вечером снова прийти в лагерь.

Старик переступил с ноги на ногу и затем невнятно пробормотал несколько слов.

– Старейшина Као-Дай говорит, – перевел Ланг, – что завтра – конец лунного месяца и по традиции они в это время молятся в пагоде.

– Мы каждую ночь ожидаем нападения ВК, – сказал Дьюарт. – Если вы окажетесь в это время в лагере, то вам грозит смертельная опасность, тем более, что ВК наверняка известно, что в пагоде мы храним свои боеприпасы.