Зелёные холмы Земли
Шрифт:
Джетмены не ждут - потому они и джетмены. Он задраил заглушку и взялся выуживать "горячие" стержни щипцами. Погас свет, Райслинг продолжал работу. Джетмен обязан знать машинное отделение, как язык знает зубы.
Райслинг мельком глянул поверх свинцового щита в тот момент, когда погас свет. Голубое радиационное свечение ему ничуть не помогало; он отдернул голову и продолжал удить на ощупь.
Закончив работу, он воззвал в переговорную трубу:
– Второй двигатель накрылся. И, задницы куриные, дайте сюда свет!
Свет там был - аварийная цепь, - но не для него. Голубой радиационный мираж был последним, на что отреагировал его зрительный
Пока Пространство и время, крутясь, ставят звездный балет,
Слезы преодоленных мук серебряный сеют свет.
И башни истины, как всегда, охраняют Большой канал,
Никто отраженья хрупкие их не тронул, не запятнал.
Народа уставшего плоть и мысль сгинули без следа,
Хрустальные слезы былых богов вдаль унесла вода,
И в сердце Марса не стало сил, и хладен простор небес,
И воздух недвижимый пророчит смерть тем, кто еще не исчез...
Но Шпили и Башни в честь Красоты слагают свой мадригал,
Придут времена, и вернется она сюда, на Большой канал!
(Из сборника "Большой канал", с разрешения
"Люкс Транскрипшин, Лтд", Лондон и Луна-сити.)
На обратной петле Райслинга высадили на Марс в Сухих Водах, ребята пустили шляпу по кругу, а шкипер сделал взнос в размере двухнедельного заработка. Вот и все. Финиш. Еще один космический боз, которому не посчастливилось рассчитаться сразу, когда сбежала удача. Один зимний месяц - или около того - он просидел в Куда-Дальше? с изыскателями и археологами и, вероятно, смог бы остаться навсегда в обмен на песни и игру на аккордеоне. Но космонавты умирают, если сидят на месте; он заполучил место на краулере до Сухих Вод, а оттуда - в Марсополис.
Во времена расцвета столица была хороша; заводы окаймляли Большой канал по обоим берегам и мутили древние воды мерзостью отходов. И так было до тех пор, пока Трехпланетный договор не запретил разрушение древних руин во благо коммерции; но половина стройных сказочных башен была срыта, а оставшиеся приспособлены под герметические жилища землян.
А Райслинг так и не увидел этих перемен, и никто не сказал ему о них; когда он вновь "увидел" Марсополис, он представил его прежним, таким, каким город был до того, как его рационализировали для бизнеса. Память у Райслинга была хорошей. Он стоял на прибрежной эспланаде, где предавались праздному покою великие Марсианской Древности, и видел, как красота эспланады разворачивается перед его слепыми глазами - льдисто-голубая равнина воды, не движимая прибоем, не тронутая бризом, безмятежно отражающая резкие яркие звезды марсианского неба, а за водой - кружево опор и летящие башни гения, слишком нежного для нашей громыхающей, тяжелой планеты.
В результате возник "Большой канал".
Неуловимая перемена в миропонимании, давшая ему возможность видеть красоту Марсополиса - где красоты больше не было, - повлияла не всю его жизнь. Все женщины стали для него прекрасными. Он знал их по голосам и подгонял внешность под звук. Ведь гадок душой тот, кто заговорит со слепым иначе, чем ласково и дружелюбно; сварливые брюзги, не дающие мира мужьям, даже те просветляли голоса для Райслинга.
Это населяло его мир красивыми женщинами и милосердными мужчинами. "Прохождение темной звезды", "Волосы Вероники", "Смертельная песня вудсовского кольта" и прочие любовные баллады были прямым следствием того, что его помыслы не были запятнаны липовыми мишурными истинами. Это делало его пробы зрелыми, превращало вирши в стихи, а иногда даже в поэзию.
Теперь у него была масса времени для
Когда все чисто, сдан отчет, вопросов больше нет,
Когда задраен шлюз, когда нам дан зеленый свет,
Зарплата - в норме, Бог - в душе, дорога - в никуда,
Когда кивает капитан, и грянул взлет, тогда
Верь двигателям!
Слушай рев,
Познай крушенье основ.
Почуй на твердой койке,
Что потроха все - в стойке,
Познай безумной дрожи власть,
Познай ракеты боль и страсть.
Познай экстаз ее! Отпад!
Стальные конусы торчат,
В них - двигатели!
В барах Венусбурга он пел новые песни и кое-что из старых. Кто-нибудь пускал по кругу шапку; она возвращалась с обычной выручкой менестреля, удвоенной или утроенной в знак признания доблести духа, скрытого за повязкой на глазах.
Это была легкая жизнь. Любой космопорт был ему домом, любой корабль личным экипажем. Ни одному шкиперу не приходило в голову отказаться поднять на борт лишнюю массу слепого Райслинга и помятого ящика с аккордеоном; Райслинг мотался от Венусбурга до Лейпорта, Сухих Вод, Нью-Шанхая и обратно, когда скулеж начинал доставать его.
Он никогда не приближался к Земле ближе орбитальной станции Нью-Йорк-Верх. Даже подписывая контракт на "Песни космических дорог", он сотворил свою закорючку в пассажирском лайнере где-то между Луна-сити и Ганимедом. Горовиц, первый его издатель, проводил на борту второй медовый месяц и услышал пение Райслинга на корабельной вечеринке. Горовиц на слух узнавал достойное для издательского дела; полный состав "Песен" был напет прямо на пленку в радиорубке того же корабля, прежде чем Горовиц позволил Райслингу исчезнуть с горизонта. Следующие три тома были выжаты из Райслинга в Венусбурге, куда Горовиц заслал своего агента, чтобы держал Райслинга под градусом, пока тот не спел все, что вспомнил.
"Взлет!" - не совсем подлинный Райслинг. Многое, без сомнения, принадлежит Райслингу, а "Реактивная песня" несомненно его, но большую часть стихов собрали после его смерти у людей, которые знали его во времена странствий.
"Зеленые холмы Земли" рождались двадцать лет. Самый ранний известный нам вариант был сочинен на Венере во время запоя с кем-то из подконтрактных приятелей еще до того, как Райслинг ослеп. В основном стихи были про то, что намеревались наемные работяги сотворить на Земле, если и когда они ухитрятся оплатить все роскошества и позволят себе все же уехать домой. Некоторые строфы были вульгарны, некоторые - нет, но припев был явно тот же, что и в "Зеленых холмах".
Мы точно знаем, откуда и когда пришла окончательная версия "Зеленых холмов".
Это произошло на Венере, на корабле с острова Эллис, предназначенного для прямого прыжка к Великим Озерам, Иллинойс. Кораблем был старый "Сокол" - самый юный в классе "ястреб" и первый примененный Харримановским Трестом для новой политики транспортного обслуживания пассажиров экстра-класса на трассах с движением по расписанию между земными городами и любой колонией.
Райслинг решил прокатиться на нем верхом до Земли. Может, его собственная песня влезла ему под шкуру... а может, он просто возжаждал увидеть еще разок родное плато Озарк.