Зеленые созвездия
Шрифт:
— Что я… — пытаюсь в голове найти нужные слова. — Что мне так больно, и я маленький, и мне не положено так мучиться.
Опять по второму кругу. Я же говорю, всё в твоих руках. Хочешь, мучайся дальше, но мой тебе совет, уходи на дно! Так проще.
— Нет! — воскликнул я. — Мне рано ещё умирать. Я не хочу.
Ещё одна человеческая блажь: хочу — не хочу, — ворчит Море. — Ну нет такого в Природе. Ты видел, чтобы хоть одно животное жило по велению хочу — не хочу? Если собака чувствует смерть, она уходит из дома умирать, а не
— Но… — Я цепляюсь за последние соломинки уже мёртвой надежды. — Мне ещё рано. — Мой голос обесцвечивается.
Что значит, рано? Вот не понимаю ни одной твоей фразы. То есть, смысл ясен, но мотивы — никак. Смерть — это когда природная сущность уходит, а тело живёт уже без неё. И не бывает смерти ранней или поздней, она просто есть и возникает в связи с теми или иными пересечениями природных сил.
— Подожди, — я мотаю головой, но даётся мне это с трудом. — Ты сказало, сущность уходит, а тело продолжает жить без неё. Это как? Тело, оно либо живое, либо мёртвое.
Ошибаешься. Если твоё сердце остановится, и ты пойдёшь на дно, твоё тело съедят моллюски, оно даст им жизнь. Жизнь не кончается, она просто видоизменяется. А ты лишь частичка её целой.
Я хмурюсь, на секунду верю словам Моря и умирать становится не так страшно.
— Будет больно? — спрашиваю я.
Ну конечно, — устало вздыхает Море. — А ты как хотел? Переход из одного состояния в другое всегда болезненный процесс. Я только не понимаю, почему вы, люди, его боитесь?
Я думаю. В голове полная каша. Рушатся все мои детские приоритеты. Однако маленький огонёк человеческой жизни пробивается наружу. Слабенький, как искорка.
— Слушай, — жалостливо говорю я. — Спаси, а? Ну что тебе стоит.
Ну, мне, конечно, ничего не стоит, но что значит, спаси? Я не в силах.
— Ну не знаю, Море, миленькое, ну, понеси мой Круг к берегу, что ли! — причитаю я.
Ох! То есть, я должно изменить направление ветра, создать потоки воды для тебя одного, перестроить всю мою работу? От этого погибнет больше народу, я уж не говорю о небольшом цунами, которое возникнет в Румынии. Я уж не говорю о тех людях, что начнут мучиться давлением из-за внепланового прилива. И ты спросил, вообще, у ветра, останется ли он доволен изменением своего потока?
Я безнадёжно уронил голову на резину Круга. Голоса ветра не слышно, как ни старайся.
— Ну не знаю! — снова восклицаю. — Дай хотя бы информацию! Где находится берег?
Ты не доплывёшь.
— Ну тогда, где хоть один теплоход или другой…
Ты не доплывёёёёёшь, — перебивает меня Море.
— Это что, мне только умирать?
Море долго не отвечает, лишь шелестят волны, а потом вдруг произносит:
Хотя, ты скоро избавишься от мучений.
Сердце ёкнуло в груди.
Они уже рядом.
— Они… — Я сбиваюсь. Море говорит о людях. Кто-то приближается. И если это не корабль, то, может, Геликоптер
— О Господи! — моё тело вздрагивает, я соскальзываю с Круга и держусь за бортики, стараясь высунуть голову из центра как можно выше. — Море, я буду благодарить тебя всю жизнь! Правда, правда!
Да не за что, — отвечает Море, и в его голосе я слышу то ли смущение, то ли просто доброту. Я вслушиваюсь во внешние звуки, стараясь уловить шум лопастей вертолётов.
Мы с тобой не прощаемся, — говорит Море. — Мы ещё наобщаемся вдоволь.
— Конечно! — восклицаю я. — Маму уговорю, чтобы она купила дом на побережье.
Будем тебя перевоспитывать, — продолжало Море. — Хотя, после этого люди перевоспитываются быстро.
— Да, — киваю я. — После чего этого?
Кстати, вот они и прибыли, — говорит Море, и я обшариваю взглядом небосклон. Ни одного признака вертолёта или самолёта, да и шума не слышно.
— Да где они, я ничего не ви… — и тут мой взгляд падает вперёд, в сторону запада, и тело начинает дрожать под водой от ужаса.
Ко мне направлялись три акульих плавника.
Я немедленно возвращаюсь в тело. Голову пронзает боль. Кожу рвёт огонь.
Что по мне, так это больнее, но не так долго и мучительно, как при утоплении, — говорит Море.
— Эй-эй-эй! — Эти звуки я произношу отчётливо даже пересохшим языком. — Мы так не договаривались.
Мы вообще ни о чём не договаривались, — отвечает Море. — А что-то не так? — его голос сквозит растерянностью.
— Убери их! Немедленно убери! — воплю я, или думаю, что воплю. Одна акула заходит справа, другая слева. Они начинают кружить вокруг.
Ну всем он не доволен, — ворчит Море. — Теперь-то что не так?
— Я не хочу умирать!
Опять он со своим не хочу. Я же тебе говорю: тебе уже не выжить. Это лучший вариант смерти на море. Все три особи давно не ели. Они растерзают тебя за пару минут.
— Убери их! — снова воплю я, но теперь Море молчит, а я кружусь в Круге в такт акульим плавникам и барахтаюсь ногами под водой, будто пытаюсь напугать серых водных хищников.
Я впервые вижу акулу так близко. Не верится, что внизу, под треугольниками, крутится массивное тело, но я чувствую движение воды вокруг. Они там.
— Прочь! — кричу я.
Море молчит. Акулы не уплывают, но и не набрасываются на меня, и вдруг… Я вижу, как один из плавников удаляется, а за ним тащатся и все остальные. Хищники почему-то уплывают, а по моему телу растекается слабость адреналина.
Подумать только, ещё ночью я не мог даже пошевелить веками.
— Спасибо, — шепчу я Морю, но то всё ещё молчит. — Море… — робко зову я. Может, его голос — лишь галлюцинация? Нет, я же слышу волны, чувствую присутствие надо мной чего-то инородного.