Зеленый человек
Шрифт:
— Это здесь?
— Почти. Есть великолепная небольшая ложбинка за кустами, которую отсюда вам просто не разглядеть.
— Там безопасно?
— Я никогда никого по пути не встречал. Дорог в этих лесах почти не осталось.
Я начал ее целовать, не оставляя времени на размышления по этому или любому другому поводу, который может поразить ее воображение. Единственная реальная польза от коротких юбок заключается в том, что мужчина может спокойно прижаться рукой к бедру женщины, вплоть до колена, не рискуя услышать требование не лезть под юбку. Я от души этим воспользовался. Даяна задвигалась так
— Морис, а вы не думаете, что нам надо выяснить кое-какие вещи?
Я представить себе не мог, что это за вещи, но сказал не без уныния:
— Давайте забудем об этом сейчас.
— О нет, Морис, об этом ни в коем случае нельзя забывать. Мы не должны.
В некотором смысле я чувствовал то же самое, меня это беспокоило раньше и будет беспокоить впредь, но не настолько, чтобы сдавать позиции. По-настоящему меня волновало другое — смутное, но твердое чувство, что она еще не все сказала — вернее, спросила — и ни за что сейчас не откажется от тех выгод, которые имеет, еще не уступив своего товара; и, не откладывая реализацию этих преимуществ на будущее, постарается использовать их как можно раньше, пока я не уложил ее на спину. А что если ей подыграть; и хотя, с учетом прошлого, особой охоты к этому я не испытывал, возможно, тогда уменьшится поток слов или, по крайней мере, сократятся интервалы между его отдельными порциями. Стоит попробовать.
— Вы правы, разумеется, — сказал я, выпуская ее из объятий, взяв за руку и устремив проникновенный взор куда-то мимо, за кусты. — Мы взрослые люди. И не должны с закрытыми глазами пускаться в такую опасную авантюру.
— Морис.
— Да? — спросил я хрипло, чтобы подчеркнуть свои мучения.
— Морис, почему вы вдруг так переменились? То соблазняете меня с упорством, на которое способны только вы, то сразу же идете на попятную, говоря, что мы должны отдавать себе отчет в своих действиях. Что у вас на уме?
— Ничего, — произнес я торопливо, — конечно же, ничего, но вы сами сказали, что нам надо выяснить кое-какие вещи, и это напомнило мне о хмм…
— Вы уверены, что действительно так думаете? — В ее тоне сквозило подозрение, и я понял: считать, что лицемеры, несущие вздор в силу привычки или из желания произвести впечатление, не способны вывести на чистую воду себе подобных — ошибка.
Она продолжала:
— Когда такие вещи говорите вы, ничего, кроме смеха, это вызвать не может.
Я на лету схватил ее мысль: весь вздор, что будет звучать сегодня вечером, нужно отдать на откуп ей.
— Хм, я… — пробормотал я и свободной рукой выписал в воздухе нечто затейливое. — Просто я был…
— Морис, — сказала она, вновь обретя уверенность и уставившись на меня широко раскрытыми карими глазами, — разве не предосудительно свое удовольствие ставить выше всего прочего, выше счастья других людей?
— Возможно, не знаю.
— Разве вы не согласны с тем, что наиболее типичный образ жизни, которому сегодня следуют все, — это жизнь по собственным законам?
— Вы недалеки от истины.
— Но меня беспокоит, правильно ли это. Вы же не станете утверждать,
— Нет.
— Морис… вам не кажется, что сексуальное влечение — самая непредсказуемая, необычайная и абсолютно сумасшедшаявещь на свете?
Тут мне стало немного веселее. То ли Даяна, сама того не сознавая, нащупывала свой следующий, сто шестьдесят четвертый вопрос, ту финальную порцию вздора, которая стала бы пробным камнем, определяющим, позволю ли я ей выиграть состязание, то ли у нее просто иссякла изобретательность.
— Я никогда этого не мог понять, — смиренно сказал я.
Но разве не правда, что люди, не обращающие внимания на зов инстинкта, непременно замыкаются, отгораживаются от мира и становятся просто невыносимыми?
К этому времени я дошел до такого состояния, словно много недель подряд не обращал внимания на зов инстинкта и уже никогда на него не откликнусь, но тут, чтобы подчеркнуть свои мысли о дурных наклонностях и о пренебрежении ими (а это еще вреднее), она так наклонилась вперед, что я смог разглядеть у левой груди полоску обнаженного тела, открывшуюся под чашкой бюстгальтера. Я отключился, но когда через пару секунд пришел в себя, то оказалось, что у меня с языка уже сорвались слова: «Ну, так давайте докажем, что мы люди другой породы», — и постарался открыть дверцу со своей стороны.
Она схватила мою руку, надула губы и нахмурилась. Еще до того, как она открыла рот, я понял, что, преодолев целый ряд небольших, но в совокупности важных преград, упустил из виду главную опасность. Но, как в любой игре, имеющей принципиальное значение, а именно такую игру мы вели с Даяной, один-единственный удар, попавший в цель, может вернуть потерянные в прежнем туре преимущества и даже их приумножить.
— Морис.
— Да?
— Морис… может быть, когда два человека по-настоящему хотят друг друга, в этом и нет ничего дурного. Вы действительно хотите меня?
— Да, Даяна, я действительнохочу вас. Я говорю это совершенно серьезно.
Она снова посмотрела на меня. Возможно, решила, что я сказал правду; господи, любой мужчина, который со смехом не отказался участвовать в этом спектакле и готов, если понадобится, разыгрывать его и дальше, без всякого сомнения и в прямом смысле слова хочет женщину. Наверное, в этой сексуальной игре я произнес, наконец, необходимую формулу убедительным гоном и обнаружил хорошие манеры. Видимо, и в самом деле есть какая-то разница между тем, как действительнохотят женщину и хотят без лишних слов, подумалось мне. Во всяком случае, последняя преграда осталась позади или, по крайней мере, мне так показалось.
— Давай займемся любовью, дорогой, — сказала Даяна.
Обозначилась новая проблема — помещать ей делать слишком много замечаний, пока не наступит момент, когда слова станут излишними. Я вышел из грузовика, обошел его и помог ей спуститься.
— Летом, — сказала она, глядя в небо, — под мягким солнцем…
— Да, на погоду нам грех жаловаться, — пробормотал я, увлекая ее за собой. Еще одна такая рулада, и силы мои иссякнут.
— Позднее обещали дождь, но разве можно верить прогнозам? Просто гадание на кофейной гуще.