Зелёный король
Шрифт:
– Встаньте и подойдите сюда поближе.
Хаас подошел к кабине лифта. Ее стены были сделаны из стальных пластин. Кабина была открыта. На стене на уровне глаз висели три фотографии с мученическим изображением инвалида-мужчины. Человек ползал по полу подвала, а его рот кривился в страдальческой гримасе. Было понятно, что человек задыхается.
– Это мой отец, Иоганн Климрод. У тебя, Эрих, будет время хорошенько рассмотреть эти фотографии.
Штейр шагнул в кабину и упал на пол в углу. Он еще пытался что-то сказать, но металлическая дверь закрылась, и щелчок замка заглушил
В двери было маленькое застекленное окошечко. Очень скоро в нем показалось лицо Эриха Штейра. Хаас видел, как шевелятся его губы, произнося никому не слышные звуки.
– Как вас зовут?
– Диего Хаас.
– Отойдите и сядьте там, где сидит привратник. Хотя он вовсе не привратник, поэтому ни за что не отвечает. Сидите оба смирно, и гарантирую, что вы останетесь невредимы.
Реб Климрод принялся действовать. Из кабины второго лифта он достал холщовую сумку и электропровода. Его приготовления на несколько секунд прервались. Диего видел, как у парня задрожали губы, казалось, он сейчас расплачется. Но это была секундная пауза. Юноша сосредоточенно подключал провода, а по тыльной стороне его левой ладони стекала тоненькая струйка крови. Диего увидел в рукаве куртки окровавленную дырку и понял, что парня задела пуля, выпущенная Груббером.
Парень подключил провода, потрогал металлические стенки. Затем он отошел и посмотрел в стеклянное окошечко. Все происходило в абсолютном молчании. Через некоторое время он подозвал к себе Диего и приказал дотронуться до стенок лифтовой кабины.
Хаас протянул свою дрожащую руку и притронулся к металлу. В то же мгновенье он ощутил, как сильно разогрелся металл, и тут же отдернул руку.
– Это еще только начало, – произнес Реб Климрод своим мечтательным голосом. – Ровно через минуту металл раскалится докрасна.
Парень нажал на кнопку, и металлическая кабина лифта тронулась с места и медленно, почти незаметно, поползла вверх. В это время Климрод достал из второй холщовой сумки серебряные подсвечники и свечи.
Он вставил свечи в подсвечники и расставил их прямо перед раскаляющейся кабиной лифта.
Диего Хаас не отважился заглянуть теперь в окошечко, он лишь молча наблюдал за сосредоточенными действиями парня.
– Восемь подсвечников и восемь свечей, – произнес Реб Климрод. – По две на каждого члена моей семьи…
Он зажигал одну свечу за другой. Видно было, что Штейр смотрит в окошечко. Его лицо словно расплавлялось, а глаза от дикой боли вспыхнули, как две свечи. Диего видел, как Штейр пытается что-то сказать, но уже не может.
Реб стоял у свечей на коленях, склонив голову, и говорил что-то нараспев на языке, которого Диего Хаас не знал.
Когда Климрод замолчал и поднял голову, то раскаленная кабина лифта уже уехала высоко вверх, а над догорающими свечами возникла пустота. Диего Хааса охватил ужас, он задрожал и даже на некоторое время отключился от происходящего.
Он пришел в себя лишь от приказа Реба Климрода:
– Встаньте оба и спускайтесь вниз.
Они бежали вначале по короткому пролету, а затем по лестнице, выходящей во двор. Здесь они и наткнулись на шофера-колумбийца.
Реб
– Надеюсь, вы умеете водить машину. Садитесь за руль, у меня ранена рука, – приказал Диего Реб.
Послышался топот – это бежал шофер Эриха Штейра. Пуля разбила зеркало заднего вида и рикошетом задела правое крыло. Не целясь, Климрод выстрелил в ответ. Было заметно, что он не особо стремится поразить цель.
– Трогайтесь немедленно, прошу вас.
Пули еще свистели, но Хаас, развернувшись на полной скорости, вывел машину из-под обстрела. Они выскочили на улицу Каракаса. Немного отдышавшись, Диего спросил:
– Куда дальше?
– В аэропорт.
– Лучше не рисковать. Шофер, видимо, уже сообщил в полицию, а сеньор Штейр имел здесь влиятельных друзей.
– В аэропорт! – твердо произнес Климрод.
– Это значит – волку в пасть, – не удержался все же Диего.
Первый шок от того, что увидел и пережил Хаас, уже прошел, и он снова стал самим собой.
– Что вы читали, стоя перед свечами?
– «Кадиш» – еврейскую заупокойную молитву.
– Значит, вы еврей?
– Сейчас нет, но еще недавно был им, – ответил Климрод и тут же закричал во весь голос: – Стойте!
«Фольксваген» выезжал на широкую площадь, а наперерез ему мчались две машины военной полиции.
– Разворачивайтесь побыстрее, прошу вас, – торопил его Климрод.
– Называйте меня просто Нуволари, – ответил ему Диего и сделал такой бешеный разворот, словно это была последняя в их жизни поездка. «Конечно, она запросто может быть последней, разве ты этого не понимаешь, ты, трижды дурак!» – про себя ругался Диего, а сам на полной скорости мчал в сторону ипподрома Техо. Теперь для него наступили самые яркие минуты в его достаточно однообразной жизни. Справа и слева также мчались машины, но Диего с легкостью обгонял их, словно это была лихая гонка на авторалли. Она продолжалась ровно до той секунды, когда по приказу Климрода ему пришлось нажать на педаль тормоза. Он даже не понимал, что происходит, а всего лишь повиновался командам тихого, спокойного голоса. Через несколько мгновений он оказался за рулем грузовика. Он мчал в западном направлении и усмехался, видя, как полицейские машины преследуют «фольксваген»…
Они проехали по шоссе совсем немного, когда дорога перешла в крутой и скользкий от грязи спуск. Дело в том, что пошел сильный дождь. Сквозь серую пелену фары грузовика с трудом выхватывали то темную стену заросшей лесом скалы, то чернеющую бездну пропасти. Не меньше десяти раз Диего пришлось использовать экстренное торможение, понимая, что в любое мгновение грузовик может снести в бездну. Только чудом ему удавалось справиться с управлением. «Если я не смогу остановиться, это будет твое последнее падение, Диегуито!» – говорил он себе, слушая визг тормозов.