Зеленый круг
Шрифт:
Я замечаю, что Бенджамин тоже меня узнал и уже готов улыбнуться, но тут появляются Дэвид с Габриэлем и начинают кричать на детей. Бенджамин застывает как вкопанный, лицо его становится серьезным.
— Stop there! — кричит Дэвид. — We want to talk to you [15] .
На лице Бенджамина не дрогнул ни один мускул, у его друзей — тоже.
— You have stolen our days, — говорит Габриэль. — We want to have them back [16] .
15
Стойте
16
Вы украли наш календарь. Мы хотим получить его назад (англ.).
Я киваю, чтобы мальчик понял, что это важно. Но он смотрит на нас все так же невозмутимо.
— What have you done with them [17] ? — спрашивает Дэвид.
Вся сцена напоминает мне старый вестерн. Не хватает только шерифа, который появляется в самый напряженный момент и предотвращает стрельбу и жертвы с обеих сторон.
Вскоре до меня доходит, что шериф — это я. Я поднимаю руку и говорю:
— Wait a minute. Подождите.
Демон поднимается и с громким зевком потягивается. Я оборачиваюсь к Бенджамину и тихо говорю:
17
Что вы с ним сделали? (англ.)
— We don’t want any trouble. But we have to have the days back [18] .
— I don’t speak English [19] , — серьезно произносит Бенджамин.
— А что же говоришь? — удивляюсь я.
Бенджамин замолкает. Я вижу, что он думает.
— Можно погладить собаку? — наконец спрашивает он.
— Само собой, — отвечаю я.
Словно по команде малыши мчатся к Демону и принимаются его тискать. Они ведут себя немного неуклюже, словно у них никогда не было домашних животных.
18
Мы не хотим проблем. Но нам нужно вернуть календарь (англ.).
19
Я не говорю по-английски (англ.).
Я присаживаюсь на корточки рядом с самой младшей девочкой. У нее ободранные коленки и взъерошенные каштановые волосы.
— Это случайно не вы иногда показывались нам тут на ферме? — спрашиваю я.
Вечером мы собираемся во дворе у веранды. Дети вернули нам календарь. Дина вырезает ножом пропущенные даты. Я кричу изо всех сил:
— Все сюда!
Дети сразу же являются на мой зов, но держатся на расстоянии. Лишь девочка с ободранными коленками подбегает ко мне и обнимает за ноги. Она постоянно косится на мертвую семью, сидящую на веранде. Я понимаю, что дети их боятся.
Дэвид
— Это наше время, — объясняет он и показывает пальцем на календарь. — Что бы ни случилось, оно всегда должно быть с нами.
Он замолкает и кивает мне.
— Какой сегодня день, Юдит?
Я показываю на доску и говорю:
— Вторник, двадцатое марта, первого года.
Дети пристально смотрят на календарь, но я вижу, что они не поняли ни слова.
— Вы знаете дни недели?
Мальчик по имени Бенджамин мотает головой.
— Завтра среда, — говорю я. — Вы это обязательно почувствуете. Это совершенно другой день. Затем идет четверг, тоже легкий день.
— А как называется сегодня? — спрашивает маленькая девочка.
— Втор-ник, — произношу я по слогам. — Хороший день, один из самых лучших.
Девочка смотрит на меня и прилежно кивает.
— Втор-ник, — повторяет она за мной.
— Хорошо, — говорю я.
Малышка с ободранными коленками следует за мной по пятам. Каждый раз, когда я останавливаюсь, она на меня наталкивается. Когда я оборачиваюсь, она отводит глаза и делает вид, будто что-то ищет. Иногда у нее случаются долгие приступы сухого кашля. Я опускаюсь рядом с ней, обнимаю. Кажется, что ее тельце состоит только из костей и грязи, а дырявая задубевшая одежда помогает ей держаться прямо.
— Ты болеешь? — спрашиваю я.
Девочка лишь мотает головой.
— Как тебя зовут?
Она снова молчит.
— Ты не помнишь своего имени?
Молчание.
— Но ведь тебя как-то называют?
Молчит и мотает головой.
Я осматриваю ее коленку и худенькую ножку. Кожа на ней загрубевшая, вся в засохших кровоподтеках и заживающих болячках.
— Больно?
Девочка кашляет и мотает головой.
— Вы здесь уже давно, так ведь? — спрашиваю я.
Девочка кивает. Я вижу, что она собирается с духом.
— Можно нам жить у тебя?
— А где вы жили раньше?
Девочка медлит, потом поднимает руку и показывает в сторону равнины, туда, где лежит разрушенный город.
— В городе?
— He-а. Среди хлама.
— В руинах? В том, что осталось от города?
Девочка мотает головой.
— За ним.
Я задумываюсь на несколько секунд.
— Вы жили на мусорных холмах?
Девочка кивает.
— Можно нам жить у тебя?
Я киваю, обнимаю девочку и сижу, крепко прижимая ее к себе. Через некоторое время я чувствую, как ее тельце постепенно расслабляется. Вдруг она начинает плакать. Сначала дрожит, потом всхлипы вырываются наружу. Девочка плачет громко, душераздирающе, и я почти уверена, что уже слышала этот плач.
— Теперь мы будем жить все вместе, — шепчу я. Наконец она успокаивается, я осторожно отстраняюсь от нее и ухожу в дом. Через какое-то время возвращаюсь и приношу ей старую потрепанную собачку. При виде игрушки ее лицо светлеет.
— Кажется, это твое, — говорю я.
Бенджамин держится в стороне от других детей. Он часами пропадает в полях. Возвращается с обожженными солнцем веками. Я подхожу к нему и обнимаю за худенькие плечи.
— Это ведь ты продавал майские цветы? — спрашиваю его я.