Зеленый Огонь
Шрифт:
– Да ты!
– Завыла ратион вскакивая.
Председатель взглянул на нее.
– У вас есть дети?
– Спросил он.
– Они все на фронте.
– Мне послать своих тоже?
– Спросила Рант, глядя на нее.
– Ты здесь почему сидишь, если все твои дети на фронте, крыса?!
Ратион вновь пыталась огрываться, но Председатель ее заставил замолчать.
– Все ясно.
– Сказал ратион и закрыл папку.
– Полагаю, вы немедленно подадите рапорт о направлении на фронт.
– Сказал он Старшему Наблюдателю.
– А вас я попрошу занять ее место.
– Я не состою в ОНР.
–
– Почему?
– Удивился председатель.
– Так вышло. Кроме того, у меня четверо детей на руках. Могу принять и других.
– Хорошо. Я думаю, вам будет поручено заведовать детским домом. Вы согласны?
– Да.
– Ответила Рант.
Все встало на свои места. На освободившееся место пришла другая женщина. Ей было не мало лет и она поняла все слова Рант. Поняла и приняла их. А Рант Ларес стала директором детского дома для ратионов. К ней пришло еще шестеро детей и она начала то что задумала в тот самый первый день, когда ей вручили маленького рыжего зверька.
Рант учила их. Учила так как считала правильным и они понимали ее. Ратионам было не сложно ее понять. Проходили месяцы. С фронта приходили разные вести. То хорошие, то не очень. В какой-то из дней Рант получила письмо на имя Рант Ларес, Зеленый Огонь. Это было письмо от матери Сайны. Она писала его сидя в каком-то окопе. Рант не медля написала ответ, передавая Сайне свои пожелания всего самого наилучшего, а вместе с этим написала, что у нее десять детей ратионов, родители которых уехали на фронт. Рант отправила Сайне фотографию, на которой была вся эта большая семья.
– Я так рада! Боже! Я так рада!
– Писала в ответ Сайна.
– Может, я скоро приеду к вам в гости. Я сейчас в больнице. Спасибо, Рант за всех детей.
Через две недели после этого письма пришло извещение о смерти Миры. Она скончалась в госпитале от тяжелейших ран.
Рант прочитала это сообщение детям.
– Это война.
– Сказала она в конце. Она всегда говорила так, когда что-то было плохо. Когда не хватало еды, когда кто-то рассказывал о родных, погибших на их глазах.
Дети реагировали на это. Реагировали по разному. В ком-то возникала злоба и Рант гасила ее. Гасила как могла и ей это удавалось. У нее была сила…
– Виноват не враг, а война.
– Говорила она детям.
– Все мы хотим, что бы война закончилась и никогда больше не возникала вновь.
Рант учила детей. Прошло два года и она выпускала старшую. Рант ввела Тину в свой кабинет и усадила рядом.
– Ты едешь на фронт.
– Сказала она.
– Ты знаешь что такое война, Тина. Все что я говорила, все чему учила должно остаться в тебе, но ты идешь не в тот мир, который желаем. Ты идешь в жестокую схватку с врагом. Не хочу, что бы ты погибла, думая о том что твой враг тоже человек. Это жестокость войны. Тебе придется убивать. Не думай о них. Не думай, что сейчас ты будешь убивать людей. Сейчас, если этого не сделаешь ты, это сделают другие. Если же ты сделаешь это плохо, то можешь погибнуть сама. Тебя будут учить воевать. Учись, Тина. Как следует учить. И запомни главное. В этой схватке ты должна выжить. Убивай их и не жалей. Жалость в таком положении убийственна. Ведь ты понимаешь меня?
– Да.
– Ответила Тина.
– Ты ведь все объясняла.
– Я рада. Ну а
Они провожали Тину и Рант волновалась за нее. Волновалась, потому что Тине предстояло суровое испытание ее знаний о войне и мире. Рант боялась, что сделала какую-то ошибку. В Тине ее учение должно было пройти очень жесткую проверку.
– Пиши нам, Тина. Обо всем пиши. Все что тебя заденет, все что понравится.
– Сказала Рант.
– Обязательно.
– Ответила она.
– Просто даже странно. Когда я провожала маму, я хотела туда. А теперь у меня нет такого рвения. Я знаю только, что это надо.
– Так и должно быть.
– Ответила Рант.
Провожая уходящий поезд Рант пришла к новому выводу. Ко всем прежним занятиям она ввела новые уроки. Уроки борьбы, выживания. Уроки помощи друг другу.
Проходили новые годы. Рант отправила на фронт еще двоих детей. Тина писала как только могла. Ее письма были вовсе не такими, как те, о которых говорилось по радио. Тина писала о том что видела. О тех кошмарах…
– Ходила в лес за водой. Встретила врага.
– Писала она.
– Он чуть не умер со страха. Я набрала воду и пошла, решив ничего не делать. Чувствую, он схватился за оружие, я заскочила за дерево, проследила за ним и… Сами знаете. Это война.
Приходили письма и от других ратионов. Те дети, которые умели писать, писали сами. А за маленьких писала Рант, не забывая посылать их фотографии.
Рант проводила новые занятия. Физика, химия, биология. Ратионы принимали информацию с огромной скоростью. Рант учила их как это делать. Учила как делать это на расстоянии…
– Сидим мы в окопе.
– писала Аманта.
– Командир говорит, надо как-то передать команду соседям, у них телефон оборвало. Вот я и спращиваю у него, есть там ратион? Он говорит, есть и смотрит на меня, не зная, что я задумала. Я ему рассказала о тепловой связи, а он рассмеялся и послал меня. А два дня назад, приходит к нам в окоп Старший Наблюдатель, так и так, кто здесь говорил о тепловой связи?… В общем, я сейчас в школе Наблюдателей. Не знаю почему, но я здесь первая…
Рант знала. Знала, потому что проводя свои занятия раскрывала в ратионах нечто, что они попросту либо забыли, либо это блокировалось в результате длительной деволюции.
Учеба уходила все дальше. Старшие узнавали столько, что любой профессор мог позавидовать.
– Я ухитрилась рассчитывать полет снарядов в уме.
– Написала Майта.
– Представляете? Показывает мне командир цель. Вот тот танк. Я направляю пушку, поднимаю ствол, закладываю заряд. Ба-бах! И танк подбит. Десять штук их ползло. Они палят по нам, а я по им. Вся рота смотрела как я одна их била. Восемь штук подбила, двое других струсили и убрались.
Ева Рант и Сайна Мира Лим сидели в том же классе, что и Рая и Сима. Их осталось четверо. Рае уже было восемнадцать. Симе четырнадцать, а Сайне и Еве по одиннадцать.
– Уроки окончены.
– Сказала Рант.
– Навсегда.
– Как навсегда?!
– Воксликнула Сайна.
– Вы уже знаете то что знают все.
– Ответила Рант.
– А то что знают не все?
– Спросила Сима.
– Вы знаете то что знают и профессора в университетах. Вы знаете абсолютно все что знают люди, не считая разных личных частностей.