Зелинский
Шрифт:
Ковалевский рассказал, как подготовлялась экспедиция. После долгих разговоров морское министерство согласилось помочь и выделило канонерку «Запорожец», но денег не дало ни копейки. Пришлось собирать с миру по нитке. Нашлись средства в Новороссийском обществе естествоиспытателей и географов. Удалось получить субсидию из средств города, ведь исследования представляли интерес и для Одессы.
Александр Онуфриевич сообщил Зелинскому, что в исследовании глубин Черного моря примут участие доктор Я. Ю. Бардах и бактериолог Брусиловский, работник бактериологической станции. Брусиловский, как и Николай Дмитриевич,
Еще до своего отъезда Николай Дмитриевич засел за предварительную работу и ознакомился с отчетами Андрусова и Лебединцева о прежних экспедициях. Выводы их показались Зелинскому неубедительными. Едва ли происхождение сероводорода в море можно было объяснить разложением белковых тел. Ведь фауна Черного моря бедна и не может вызвать такого необычного развития сероводорода.
Прежними экспедициями сероводород обнаружен начиная с глубины 200 метров, а процесс гниения и тления органических веществ происходит при свободном доступе кислорода воздуха и, следовательно, должен совершаться у поверхности моря.
Своими мыслями Николай Дмитриевич поделился с А. А. Вериго, также занимавшимся этим вопросом.
Вериго и Ковалевский поддержали Николая Дмитриевича, критически оценивавшего имеющиеся данные. От экспедиции ждали окончательного решения вопроса.
Я. Ю. Бардах оказал экспедиции широкую помощь. Он снабдил Зелинского и Брусиловского образцами питательных сред для экспериментов прямо на канонерке и, провожая, напутствовал их не только как ученый ученых, но как человек, страстно любящий море.
«Запорожец» отплыл.
Канонерка целое лето бороздила воды Черного моря. Участникам экспедиции во время плавания пришлось пережить сильный шторм.
Николай Дмитриевич уверял, что на больших глубинах содержание сероводорода должно увеличиваться, и это вскоре подтвердилось. Образцы морского грунта брали с пяти различных пунктов Черного моря, с глубин в 16, 40, 389, 870 и 1 207 морских сажен. Характер грунта менялся: с серо-зеленого на небольших глубинах он перешел к темно-бурому с сильным запахом сероводорода на больших.
Тут же, на канонерке, производились все анализы. Брали пробы для посевов на различных питательных средах. Уже эти исследования показали, что все образцы грунтов с больших глубин заключают в себе микроорганизмы, выделяющие сероводород. Впоследствии на берегу, на бактериологической станции и в химической лаборатории, исследования показали то же самое. Эти микроорганизмы, как выяснили дальнейшие эксперименты, продолжали свою деятельность и в условиях, лишенных кислорода воздуха. Открытый исследователями микроб был назван «бактериум гидросульфурум понтикум».
Так Н. Д. Зелинский разгадал «загадку» Черного моря, установив, что наличие большого количества сероводорода в глубинах Черного моря является результатом не проникновения его сквозь донные трещины, не какой-либо химической реакции, а продуктом жизнедеятельности найденных микроорганизмов.
Впоследствии в статье «О сероводородном брожении в Черном море и одесских лиманах» Николай Дмитриевич сделал далеко идущие выводы:
«…Как Черное море, так и одесские лиманы находятся в современную нам эпоху в стадии сероводородного брожения, которое в отдаленное от нас время было незначительно,
Однако жизнедеятельность микроорганизмов и выделение в результате ее сероводорода — процесс, протекающий длительное время, поэтому для окончательного подтверждения своего взгляда молодой ученый запаивает в трубки образцы ила с глубин Черного моря. Здесь они будут покоиться несколько десятков лет, после чего их надо будет вскрыть и закончить начатое исследование. Зелинский не рассчитывал сам дожить до того времени и полагал, что. «загадку» Черного моря решит кто-нибудь из его преемников. Этот эксперимент характерен для научного стиля Зелинского: неважно, кто сделает открытие, важно общее развитие науки, поступательное ее движение, приводящее к познанию тайн природы.
Но Николаю Дмитриевичу посчастливилось самому сделать и этот последний шаг — через 45 лет он сам вскрыл трубки. Значительное количество содержащегося в них сероводорода и обнаруженные под микроскопом живые микроорганизмы полностью подтвердили правильность сделанных им полстолетия назад выводов.
Весна и лето 1893 года были последними, которые проводили Зелинские в Одессе, осенью они уезжали в Москву. Николай Дмитриевич был приглашен работать в Московский университет.
II. МОСКВА
1893–1911
В науке коллективное творчество — залог успеха. Ученый должен обладать умением создавать вокруг себя дружный творческий коллектив, заинтересовать людей одним общим делом.
ГЛАВА 7
В коридоре физико-математического факультета Московского университета толпились студенты. Ждали появления нового профессора аналитической и органической химии. дверям химической лаборатории пришли не только естественники, но и медики и юристы.
Для некоторых имя Зелинского было совершенно неизвестно. Другие слыхали, что он читал курс химии в Новороссийском университете, а в Москву попал стараниями Менделеева. Значит, это прежде всего должен быть знающий профессор, а может быть, даже блестящий.
Естественников волновали и более близкие им вопросы: как с вновь назначенным экстраординарным профессором уживется старик Марковников? Говорили, что «генерала» рано сдавать «в архив» и что едва ли целесообразно делить органическую химию между двумя руководителями.
«Генералом» Марковников был прозван студентами за громкий бас и привычку «командовать». Они любили своего «генерала», хотя и побаивались, особенно на экзаменах.
Владимир Васильевич Марковников, ученик Бутлерова, один из крупнейших химиков страны, возглавлял кафедру органической химии в Московском университете в течение 20 лет.