Земля, до востребования Том 1
Шрифт:
Герр Кертнер еще раз дал понять: он принял к сведению и то, что патрон ему говорит, и то, о чем патрон умалчивает. Вот почему Кертнер счел возможным закончить деловую беседу пустячной болтовней.
— Если бы мне предложили быть представителем фирмы ликеров и аперитивов, я бы отказался. — Кертнер поднял рюмку с ликером, поданным к черному кофе, и посмотрел ее на свет. — Недавно прочел про французского коммивояжера. Как он рекламировал товар? Каждый день поневоле выпивал с покупателями сорок — пятьдесят рюмок. Бесконечная дегустация, принудительная выпивка. Сердце не выдержало, и коммивояжер умер. За наше долговечное здоровье, герр Теуберт!
И он торжественно пригубил рюмку.
9
Письмо, подшитое к делу No 4457/к с грифами: «Совершенно
«Милан, 25.3.1936 года.
Уважаемый Оскар! Сейчас в театре антракт, пользуюсь удобной минутой и повторно пишу насчет моей замены. Прошу рассматривать мои соображения о необходимости замены не как изъявление желания поскорее уехать отсюда и очутиться дома, где меня ждут жена и дочь. Подобное желание не покидает сердца, я не оригинален и не претендую на то, чтобы меня считали тонкой, изысканной натурой, большим патриотом и лучшим семьянином, чем другие. Все товарищи, работающие за рубежом, болеют этой болезнью, она называется «ностальгией». Однако не о симптомах болезни идет сейчас речь. Считаю опасным для организации мое излишне долгое пребывание здесь. Слишком много глаз следит за мной с враждебным вниманием. Уже не один раз я сталкивался на работе с довольно серьезными неприятностями. Двое из числа тех, кого я пытался втянуть в антифашистскую работу, не оправдали доверия. Не нужно понимать меня так: грозит какая–то конкретная и немедленная опасность. Может быть, такой опасности нет, по крайней мере, я ее пока не чувствую. Но зачем ждать, чтобы опасность, всегда возможная, обернулась бедой? Мне приходится без устали разъезжать, этого требует здешняя обстановка. На днях буду в Берлине. Прямой поезд сейчас не для меня, еду кружным путем. А есть поездки, которые, при неотступной слежке за мной, связаны с риском и для тех знакомых, к кому езжу в гости. Организация расширилась, и в этих условиях я не чувствую себя спокойным за всех, кто мне доверяет. Жаль потерять плоды усилий двух с половиной лет, плоды, которые еще могут принести большую пользу. Имейте также в виду, что по приезде нового товарища мне придется пробыть с ним два–три месяца, чтобы устроить его здесь хорошо (что совсем не так легко) и ввести своего преемника в обстановку весьма сложную из–за разбросанности и пестрого состава помощников. Вот мои соображения. Знаю, нелегко подыскать нового товарища, но именно поэтому настоятельно прошу вас обратить на мое письмо надлежащее внимание и правильно понять все его мотивы. Живу и работаю в предчувствии близкой военной грозы. С комприветом Этьен».
У Кертнера был деловой повод для визита к германскому консулу в Барселоне — посоветоваться, в какие именно органы печати сдать рекламные объявления фирмы «Эврика». Он дал понять консулу, что ему не безразлично, где именно будут напечатаны объявления. Он отдает себе отчет в том, что вопрос этот не столько коммерческий, сколько политический. И вовсе не хочет нечаянно оказаться в роли богатого дядюшки, который по рассеянности или недомыслию стал подкармливать каких–то левых голодранцев.
Консул Кехер оценил предусмотрительность приезжего и понял, что не одни коммерческие интересы вызвали визит и разговор.
Кертнер сделал вид, что не знает политического лица испанских газет и очень нуждается в советах. Вдвоем с консулом они решили дать объявление в газете католиков–реакционеров «АВС», в журнале «Бланко и негро», который выпускает то же издательство, в барселонской «Реневасион» и, конечно же, в газете «Информасионес» — органе Хиля Роблеса. «Информасионес» могла рассматриваться как рупор Германии, в ней больше всего национал–социалистических публикаций.
Была отвергнута не только левая газета «Эль эральдо», но даже либеральные «Эль дебато» и «Эль сосиалиста».
— А как господин консул смотрит на газету «Вангуардиа»?
— Самая крупная газета здесь, в Каталонии. Но после выборов 16 февраля «Вангуардия» стала попросту несносной. Слишком много недружелюбных намеков в адрес Германии. Причем намеки становятся все
Кертнер спросил также о севильской печати, но Кехер остановил его:
— На этот счет вам лучше посоветоваться с консулом в Севилье Дрегером. Он сейчас здесь.
— А как его найти?
— Я вас познакомлю.
Консул просил герра Кертнера также учесть, что недавно из Берлина пришло письмо из ведомства Геббельса с призывом: поддержать объяснениями и денежными пожертвованиями благородные замыслы журнала «Нуэстра революсион», который вот–вот начнет выходить. Кехер сообщил тоном заговорщика, что лидер «фаланги» Антонио Примо де Ривера прислал из тюрьмы для первого номера «Нуэстра революсион» приветственную статью.
Этьен благосклонно кивнул, а сам раздраженно подумал: «Сказал бы мне кто–нибудь прежде, что буду содержать фашистскую печать… Да я бы ему морду набил!..»
У Этьена складывалось впечатление, что консул не понял: то ли заезжий богач в самом деле нуждался в рекламе своей фирмы, то ли он явился из каких–то специальных сфер с поручением подкормить профашистскую печать. Но так или иначе, консул преисполнился к герру Кертнеру почтением и не без гордости сообщил, что он — заслуженный национал–социалист и у себя на родине, в Швельме, был командиром отряда штурмовиков.
— Швельм, Швельм… — Этьен сделал вид, будто мучительно вспоминает. — Кажется, Швельм входит в административный район Арнсберг?
— Вы предельно точны.
— Вестфальца нетрудно узнать и по выговору. У вас классическое рейнское произношение!..
Прощаясь, консул Кехер пригласил гостя, если ему позволят дела, на субботний кинопросмотр.
Кертнер поблагодарил за приглашение, были основания считать, что ему повезло.
Дела позволяли Кертнеру сидеть в кино, свободное время у него в избытке, он не мог похвастаться в Барселоне обилием деловых предложений, он чувствовал, что солидные барселонские коммерсанты относятся к нему с недоверием. В ту пору немало агентов гестапо, офицеров абвера, замаскированных нацистских деятелей выдавали себя за представителей деловых кругов. Вот почему многие предприниматели в Барселоне остерегались вступать в контакты с австрийцем фашистской закваски, считали репутацию Кертнера сомнительной.
«Да, я не оригинален в выборе своей «крыши», — размышлял Этьен наедине с собой. — Шпионов–коммерсантов вокруг меня хоть пруд пруди. Однако «крыша» моя не протекает, и в консульстве меня считают своим. Сейчас это важнее, чем доверие честных людей. По крайней мере, я избавлен от чьих–то подозрительных расспросов и назойливых знакомств по заданиям «портовой службы» гестапо».
Почти весь следующий день Кертнер провел в доме No 71 на авенидо де Гауди, в конторе герра Хуана Гунца, директора местного филиала «Центральной конторы ветряных двигателей». По–испански фирма Вильгельма Теуберта называлась «Хенерал фуорса моторис аэрэа», — так значилось на вывеске. Но Этьен уже знал, что он беседует с одним из руководителей рейхсверовского шпионажа в Испании, с бывшим обер–лейтенантом германской армии, который сейчас командует местной группой «Стальной шлем». В походке Гунца без труда угадывалась офицерская выправка.
У Кертнера не было рекомендательного письма от Теуберта, но он готов был отдать руку на отсечение, что в барселонском отделении предупреждены о его приезде.
Шел оживленный разговор, причем Хуан Гунц отгораживался от гостя облаком дыма гаванской сигары, а Кертнер не оставался в долгу и окуривал хозяина венгерскими сигаретами. Кертнер изображал жизнерадостного, общительного человека, он не прочь похвалиться первыми успехами по продаже ветряных двигателей.
Хуан Гунц великодушно называл Кертнера своим коллегой, поскольку одни и те же ветры часто приводят в движение ветряные двигатели в Испании и в Италии, Кертнер рассказал также о недавней поездке в Осло, о знакомстве с норвежскими сотрудниками; ему понравилось, как там своевременно осведомляют покупателей о получении новых образцов товаров.