Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
Биография без подробностей, справка, но в ней всё было понятно. Кое-что, конечно, и озадачивало. Что за Просветительский Фонд, в каком Куропёлкин трудился (и с чего бы вдруг?) советником по культуре? Или вот ещё что. Что это за «Теория грибных мест»? Ну, если только увлечение ею Куропёлкиным было связано с его подземными тренировками. Тогда хоть какая-то логика в любви к грибным местам возникала.
А на пятый день публика и вовсе загрустила. Куда подевался этот обещанный человечеству Куропёлкин?
Все ответственные наблюдатели, как приглашённые, так и добровольно явившиеся
Пошли слухи, будто бы к определению судьбы Куропёлкина были привлечены ясновидящие, маги разной окраски, экстрасенсы, колдуны и мельники, особые люди, которых увозили и привозили обратно инопланетяне, ведьмы, имевшие сольные роли на канале, популярном из-за присутствия в нём знатока языческой Руси М. Задорнова, и даже, что особенно важно, дама с этого же канала, рекомендованная как одна из самых сексуальных женщин планеты, знающая все тайны. Я по причине московско-провинциального воспитания оценить степень красоты и сексуальности рекомендованной дамы не смог (увиделась — обыденно-кокетливой, и всё), а главное, что усердия и её, и прочих Звёзд канала в поисках Куропёлкина оказались бесполезными.
Лишь один из увезённых инопланетянами и возвращённых ими надменно-решительно заявил:
— Он на Сириусе. В палладиевой бочке.
Но это всё — по слухам…
По радио же и по ТВ уже не звучали марши и «Мой Вася», а слышались звуки Бетховена и меланхолических сочинений Сибелиуса. Хорошо хоть не дошло до Шопена.
Но многие понимали. Готовят и к Шопену.
Однако тогда и произошло событие куда более горестное и значительное, нежели пропажа какого-то Куропёлкина.
С треском вылетел из Европейской лиги чемпионов «Спартак».
Не смогли ухватить удачу (за бороду? или ещё за что?) и другие отечественные футбольные клубы.
Но «Спартак»…
363
Всероссийский ужас, пожар и обнищание духа.
Литры поминальной жидкости в спортивных барах и трактирах, на скамейках парков и у детских песочниц, в квартирных крепостях на просторах свободномыслящих кухонь. Ожидаемые нарушения смешных (но кормящих кого-то) запретов-декретов от бдящих, хотя наверняка втихомолку пьющих и курящих избранников воли народа. Однако без всяких политических выходок. Лишь с утверждениями, что нас в очередной раз засудили (вечный мировой заговор против «Спартака»), а потому нужны хотя бы честные и немедленные перевыборы руководства УЕФА и ФИФА. И с сожалениями о том, что наш министр физкультуры так и не научился выговаривать английские слова (и не сдаст ЕГЭ), чему, конечно, помешала отмена зимнего времени.
Потом страдальцы устали и горевали уже тихо. А в их сознаниях зашевелились мысли о чём-то недавно пережитом. Или не пережитом.
И подумали о первом Геонавте. Он ведь так и не объявился. То ли сгинул, то ли ещё что… Но как-то вяло подумали. Будто судьба его и его путешествия уже никого особенно не волновали…
364
А
У моего приятеля, художника Шаронова, сын стал журналистом и кое о чём, меня волнующем, видимо, знал, писал о науке.
Я напросился на встречу с Шароновым, тот как раз на три дня приехал из Тарусы. Нашёл я и повод.
— Васильич Перемазанный, — сказал я, — у меня вышла новая книга, тебе-то мои словесные ряды не слишком интересны, а вот Косте, я знаю, они не безразличны. Ему я хочу презентовать книгу. Он, кстати, в Москве?
— В Москве, — сказал Шаронов. — Прибежит.
Посидели в мастерской Шаронова, обменялись сведениями о тарусских знакомых, выпили, посмотрели новые работы Шаронова, попели, вспомнили даже «Бродяга Байкал переехал…». «Надо же, — подумал я, — как это бродяга Байкал переехал?» И я сразу возвратился к Куропёлкину.
— Костик, если бродяга Байкал переехал, не знаю на чём, и не заблудился, то Куропёлкин заблудился, что ли?
Вопрос был полупьяный, но он не только смутил весельчака Константина, тот даже испугался.
— Костик, — сказал я, — чем я тебя так смутил?
— Ну, понимаете, дядя Володя, — Константин чуть ли не оглядывался по сторонам, но, понятно, кроме меня, отца и его новых работ ничего иного увидеть не мог. — Вы, дядя Володя, человек бывалый… Вам известно о степенях секретности, обязательствах неразглашения, и так далее…
— Понимаю, — кивнул я.
— Ну, вот.
— Ты, Костик, успокойся, — сказал я. — Секреты секретами, я отношусь к ним с уважением. Но есть вещи, в секреты не входящие. Есть же у тебя соображения, о каких с тебя не брали подписку «не разглашать», а натура твоя требует ими поделиться. Есть же?
— Ну… ладно… — вздохнул Костик. — Прежде всего, могу сказать, что Куропёлкин — не искусственное существо, не создание робототехники, а — человек. Но природный Феномен.
— Что значит — природный Феномен? — спросил я. — Чей Феномен? То есть с чего бы вдруг Феномен?
— А я знаю? — сердито сказал Константин. — Можно предположить, что Феномен Творца. Потому как и природу, то есть и мироздание, я признаю феноменом Творца. Для чего-то такой, как Куропёлкин, был сотворён. Но применение его до поры до времени не требовалось. А теперь потребовалось.
— Не наивное ли это толкование? — выразил я сомнение.
— А у вас есть более мудрое толкование? — обиделся Костик. — Выскажите, пожалуйста, его.
— Нет, Костик, — вздохнул я. — Моё толкование ещё более наивное, чем твоё. Скорее всего ты ближе к пониманию сути… Но его ищут?
— Дядя Володя, тут уж я допущен лишь к крохам знания. Держу в голове только догадки.
— И по твоим догадкам его не могут не искать, — сказал я. — Решили удивить мир, подготовились, и вот — на тебе! Конфуз! Пока конфуз. И надо предъявлять разумные объяснения.
— Вы как-то холодно об этом рассуждаете, — сказал Константин.
— Нет, Костик, нет! — с горячностью заговорил я. — Я с симпатией и состраданием отношусь к неведомому мне Куропёлкину и желаю, чтоб дурного с ним не случилось.