Земля Кузнецкая
Шрифт:
— А теперь, товарищи, прошу звонить мне в любое время и заходить не стесняясь.
После этого Рогов почти каждый день бывал у парторга. Вот и сегодня зашел не потому, что нужно было решить какое-то неотложное дело, а просто захотелось подышать, как он выражался про себя.
В небольшой комнатке партбюро народу оказалось много. Сдержанно гудели человеческие голоса, часто звонил телефон, и кто-то у окна настойчиво допрашивал собеседника:
— Ты мне скажи: он коммунист или нет? Я тебя спрашиваю: коммунист он или нет? Так почему же он не может организовать свою жизнь
Против Бондарчука сидел Дубинцев и что-то старательно записывал в блокнот, иногда останавливался и сосредоточенно смотрел в солнечное окно.
Кивнув приветственно Рогову, Бондарчук снова повернулся к технику и, по привычке отчеркивая что-то ногтем на скатерти, медленно, раздумчиво проговорил:
— Я рад, что коммунисты выбрали тебя партгруппоргом. Значит, и я не ошибался в тебе. Рад.
— А я удивился! — Николай сдвинул светлые брови. — Понимаете, Виктор Петрович, никак не ожидал!
Бондарчук раскрыл пред собой смуглые ладони и, глядя на них, усмехнулся: — Ну что ж, это хорошее свойство: жить и удивляться, глядя на то, что сам творишь жизнь… Только ты должен запомнить, что партийный работник — это общевойсковой командир, и не просто общевойсковой, а командир, который в первую очередь имеет дело с человеческими душами, воздействует на них, делает их сильнее! Видишь как. А на первое время я тебя прошу внимательно присмотреться к забойщику Алексееву. Что-то не ладится работа у человека. Установи точно, какая помощь ему нужна, загляни на дом к нему… Сделай это пристрастно, по-партийному. Потом еще вот что: на участке выписывают мало газет…
— Так это же простое дело, — Дубинцев пожал плечами. — Один день — и все будет в порядке.
— Ты подожди… — парторг чуть приметно поморщился. — Я тебе потому и говорю об этом, что это не простое дело. Надо еще, Николай Викторович, знать, что человеку нужно от газеты. Ты помнишь Наденьку Кныш, мотористку из третьей смены? Так вот, она каждый день приходит сюда и разыскивает в газетах последние музыкальные новости. Припомни-ка, какой у нее голос, даже когда она просто говорит. Подумай, может ей учиться надо. А Сергей Копылов, крепильщик, этот в особую папочку собирает все международные обзоры. Так что посоветоваться с человеком о подписке на газету — это не простое, а глубоко партийное дело.
Бондарчук приподнялся и, подавая Дубинцеву руку, закончил:
— Иди, партгруппорг, тебя неотложные дела ждут. Да не забывай почаще бывать у меня. А теперь, Павел Гордеевич, подсаживайся поближе и рассказывай, как дела, — обратился он к Рогову. — Подожди, подожди, вижу, что хорошо, но зачем же торопиться? Ты, значит, доволен? Порадовали Некрасов и Вощин? Хорошо. Только ты не забывай, что это всего лишь первый шажок.
Бондарчук говорил весело, однако Рогов чувствовал, что это не все, что хочет сказать парторг. Он вообще чувствовал превосходство Бондарчука над собой в том, как тот умел точно и во-время подсказывать людям нужные и верные мысли. Самому Рогову темперамент иногда мешал так расчетливо вести разговор, так спокойно направлять сознание собеседника.
Рогов
— А теперь расскажи о газетной истории, — сказал парторг.
— Вообще-то смешная история, — отозвался Рогов. — По-моему, автору статьи трудновато досталась беседа с некрасовцами.
— Значит, смешная история? — переспросил Бондарчук. — И кто же больше всех смеялся?
— Во всяком случае, не Некрасов.
— То-то! Ну, а как насчет порожняка в забое у Вощина?
Рогов вспомнил свою атаку на вагончики и невольно расхохотался.
— Тоже смешная история? — Бондарчук улыбнулся, потом глаза его настороженно сузились, он сказал: — Хорошо, но мне не до смеха, особенно сейчас. Мне это веселье твое не нравится.
Зазвонил телефон, и парторг быстро поднялся со стула.
— Товарищ Хомяков? — спросил он в трубку. — Как дела с вашей арифметикой? По телефону неудобно? Тогда прошу ко мне, жду.
Хомяков вошел запыхавшийся.
— Вот… — он перевел дух. — Бежал, как на пожар… Новость у меня насчет арифметики… — он усмехнулся невесело. — Комиссия приехала… из комбината. Обследовали угольные отвалы. Знаете, что сказали? «С арифметикой, говорят, у вас, товарищ маркшейдер, все в порядке. Остается выяснить, куда делся уголь из отвалов?»
Известие это, как личная обида, хлестнуло Рогова.
— Мерзавцы! — выпалил он, не зная еще по чьему адресу. — Кого обманывают?
Бондарчук пристально посмотрел на Рогова и отчеркнул что-то ногтем на столе.
— А я думал, что ты и тут развеселишься, — сказал он значительно. — Ведь это тоже довольно смешная история: тысячи тонн угля словно испарились на солнышке, а деньги за них от государства получены, премии выданы… Видишь, как! — он вдруг встал и, протянув инженеру руку, круто оборвал разговор — Смотри на вещи и события по-партийному! А теперь иди, тебя как будто начальство ждет.
В приемной Дробота к Рогову подошла Аннушка. Они оба были рады встрече и стали вспоминать, как вместе побывали в кино.
— Но я случайно видел, как вы закончили этот лунный вечер… — хитро сощурился Рогов. — Не забыли? Скверик у дома, серебристый свет на тополях, а один физкультурник говорит своей девушке: «Знаешь что, Аннушка…»
— Ох вы какой! — лицо Аннушки вспыхивает прозрачным румянцем.
— Когда же свадьба?
— Вот я вас для этого и ждала. Приходите в следующее воскресенье к шести вечера. Сам Коленька все не осмелится пригласить вас. Он ведь робкий! — глаза Аннушки становятся матерински ласковыми.
— Робкий? — удивился Рогов. — Вот уж этого я за ним что-то не замечал: воюет он на участке, как настоящий солдат.
— Нет, он робкий! — Аннушка строго сдвинула брови.
— Верю, верю, — поспешно согласился Рогов и сейчас же насторожился, забыв погасить на лице приветливую улыбку.
За кабинетной дверью послышался приглушенный крик Стародубцева:
— Это демагог и дезорганизатор, а вы цацкаетесь с ним! Надо немедленно поставить вопрос на бюро. Я добьюсь этого!
Что-то неразборчивое прогудел чей-то голос, пожалуй — Филенкова.