Земля Кузнецкая
Шрифт:
В лице главного инженера как будто что-то прояснилось, даже веселые огоньки сверкнули под седеющими бровями. Почти свободно опустившись в кресло, он сказал:
— Знаете что, Павел Гордеевич, завидую вам, ей-богу!
Рогов насупился.
— Вот это мне не нравится! Решительно…
Главный инженер замахал руками.
— Не подумайте чего-нибудь… Я ведь от чистого сердца. Мне жалко Дробота, не плохой он мужик был когда-то… Но с вами мне, честное слово, легче дышится. Вы вот вчера говорили: «В шахту никаких комиссий без моего разрешения не пускать!» — это у вас, по-моему, от Дробота, а
Рогов перебил:
— А вообще, Федор Лукич, вам очень дорого то, что вы делаете? Работа… завтрашний день… Я имею в виду…
— Завтрашний день? Видите… Приходишь с утра, а к вечеру так закрутишься…
— Что забываешь про завтрашний день?
— Ей-богу, часто забываешь!
— Тогда, может быть, отдых устроить? Отпуск, курорт…
Филенков почти испуганно глянул на Рогова.
— Что вы, Павел Гордеевич! Только этим не обижайте. Вы увидите, что я могу работать… Увидите.
Лицо его сразу как-то осунулось, огоньки в глазах погасли, а когда уходил, руки у него тяжело повисли.
И вдруг Рогову вспомнились слова Афанасия Вощина:
«Вы что думаете, Павел Гордеевич, у него ведь есть в груди жар-уголек, только пеплом подернулся. На ветерок бы его — непременно вспыхнет».
Рогов хотел уже вернуть Филенкова, но тут в кабинет по-медвежьи ввалился Нефедов.
— Вы что, Павел Гордеевич, шутите? — закричал он еще от порога. — У меня лучшую бригаду забирают! Да я…
— Парня ведь надо выручать? — хмуро возразил Рогов.
И Нефедов сразу же успокоился.
— Это я так, для порядка… Бригада уже ушла… Но… — Нефедов снова повысил тон: — Скажите мне, Павел Гордеевич, по совести, почему отдел главного механика косо смотрит на мой район? Сегодня опять зажилили у меня сто двадцать метров транспортерной ленты, а разнарядка еще в прошлом месяце подписана.
— Я скажу, чтобы выдали, — согласился Рогов. — Но… при одном условии: механический перегружатель на втором участке завтра же будет введен в дело, Согласны?
— Завтра? — Нефедов вдруг улыбнулся, отчего лицо его приобрело то обычное, мягкое и немного простоватое выражение, которое было ему более свойственно, нежели напускная суровая непримиримость.
Слегка облокотившись на стол, он с явным сочувствием спросил: — Ну, как, Павел Гордеевич, трудновато на новом поприще?
— Поприще-то одно…
— Да, но обязанности…
Рогов и сам точно не знал, трудно ему или нет. Он не успел еще в этом разобраться: все силы его души поглощались сейчас заботами о Дубинцеве. При одной только мысли, что в спешке или просто по неопытности он мог упустить что-нибудь, не принять каких-то неотложных мер, не указать кратчайшего пути к спасению товарища, при одной, мысли об этом он весь содрогался. Мало утешало его и то, что приезжавший на шахту управляющий трестом одобрил все, что делалось в аварийной лаве. Он упрямо спрашивал себя, что еще можно предпринять для спасения Дубинцева, и не находил ответа. Может быть, поэтому он так обрадовался, когда услышал в телефонной трубке голос Данилова. Не дав ему и слова сказать,
— А я и так собираюсь на шахту. С обидой! — глухо отозвался Степан.
С обиды он и начал, когда вошел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь.
— У тебя же здесь жизнь-то какая, Павел Гордеевич? — торопливо проговорил он, усаживаясь против Рогова. — Мне тут в одном месте рассказали, что ты в наступление идешь, а меня целую неделю нахлебником держишь, в обозе. Это как-то не по-гвардейски выходит. Оказывается, на шахте есть целая бригада имени… это…
— Данилова? — подсказал Рогов.
— Вот это самое… А ты мне ни полслова! Что-то нехорошо получается!
— Подожди! — остановил его Рогов. — Я тебе вот что хочу предложить: мне нужен в отдел кадров боевой парень.
— Это я, что ли? — вспылил Данилов. — В контору? Вот уж не ожидал, Павел Гордеевич, что ты меня в конторщики будешь прочить!
— Постой, постой!
— Нет, не постою! Где моя бригада?
Рогов помолчал, заранее согласный со всеми доводами боевого товарища.
— Бригада, Степан, на аварии. Засыпало одного молодого техника. Надо выручать парня.
— Засыпало? И бригада там бьется? — глаза Данилова повлажнели от волнения, он порывисто вскочил, чтобы бежать куда-то, но вместо этого попросил почти шепотом: — Павел Гордеевич, отдай приказ обо мне в эту бригаду… имени…
— «Имени»… Иди, иди. Начинай. Приказ будет!
Когда он ушел обмундировываться, Рогов позвонил на аварийный участок Бондарчуку.
— Помнишь, я тебе рассказывал о Данилове? Он сейчас будет в бригаде Черепанова. Работать будет. Ловко? Это из тех, которые шли до Берлина. Помоги ему там.
Часа полтора Рогов пробыл на раскомандировке второй смены, а вернувшись, застал у себя Аннушку. Он боялся этой встречи и в то же время желал ее, чтобы утешить, ободрить девушку. Он искал ее по телефону, и ему ответили, что Аннушка в тресте, готовит документацию по проходке вспомогательного ствола.
Готовит документацию! Это даже озадачило Рогова.
«Молодчина, хорошо держится», — подумал он.
Сейчас Аннушка сидела в синеватом проеме окна, немного приподняв острые плечи. Поздоровались. Заговорили о том, что выгоднее: ждать ли, пока шахтостроители начнут проходку вспомогательного ствола, или приниматься за это хозяйственным способом самим? Но откуда для этого выкроить рабочую силу?
Аннушка замолчала. Рогов ждал тоже, не в состоянии говорить о чем-либо еще.
— Я ведь техник… — сказала наконец девушка, — я ведь техник, Павел Гордеевич!..
— Да? — не понял он.
— Горный техник! — настойчиво повторила Аннушка. — А работаю чертежником. Надоело мне это, Павел Гордеевич…
— Я понимаю…
— Вы бы меня на проходку вспомогательного ствола послали… А?
— Аннушка, какую мысль вы…
Рогов поспешно вышел из-за стола, но тут же остановился: безмерное, глубокое горе глядело на него из глаз девушки. Она отвернулась, прижав трясущийся подбородок к плечу, потом встала, но вместо того, чтобы кинуться к двери, спрятала лицо на груди Рогова. Несколько минут он стоял, не смея пошевелиться — так близко и так горько было это несчастье.