Земля лишних. За други своя
Шрифт:
– С боссами часто так, – понимающе усмехнулся лейтенант. – Необходимые качества, возможно.
– Возможно, – пожал я плечами.
– Сейчас сделаем.
Он связался с патрулями на поле и приказал трем машинам образовать «периметр безопасности» вокруг садящегося самолета. Оставался «не охваченным вниманием» лишь пеший часовой у вертолетов, но это уже была не моя забота. Все, что зависело от меня, я сделал.
После того как Дворжак дал команду, он повернулся ко мне, как будто ожидая одобрения. Главное было не давать ему сильно задумываться: слишком много странностей и несообразностей было в нашем поведении, если чуток пораскинуть мозгами. Например, почему все мои люди
Вскоре в рации Дворжака раздался голос диспетчера:
– Ноль пятый садится.
Он оглянулся на меня, я кивнул. Тогда он постучал пальцем по монитору, на который шла картинка со взлетной полосы. Я вновь кивнул, затем сказал в свою рацию:
– Четвертый, что с транспортом?
Это был первый условный сигнал, означающий полную боевую готовность. В ответ послышался голос Раулито:
– Будет в течение пяти минут.
Я намеренно сделал громкость в наушнике повыше, чтобы в тишине помещения начальника караула было слышно, что мне ответили. Дворжак услышал, но не разобрал, что мне сказали. Поэтому он спросил:
– Ну что, нужна связь?
– Транспорт прибудет в течение пяти минут, спасибо, – отказался я. – Пока они выгрузятся, машины уже будут здесь.
– Хорошо, – обрадовался лейтенант. – Если что нужно – говорите сразу.
– Хорошо, спасибо.
На экране появился садящийся самолет, приближающийся к камере. Дворжак постучал по соседнему экрану:
– Здесь они остановятся, вы все увидите. Поедете встречать на поле?
– Поеду, когда подойдут остальные машины. Проведу их.
– Хорошо, мы их увидим, – кивнул Дворжак.
Я опять посмотрел на экран, на котором были видны наши «лэндроверы». Затем посмотрел на соседний – от здания уехали все такси. Пустая стоянка. Почувствовали нутром, что сейчас что-то случится? А сейчас случится. Я уже чувствовал, как во мне поднимается волна какого-то возбуждения. Вот-вот начнется, вот-вот. Сейчас, как только самолет остановится и откроется широкая дверь…
– Самолет приземлился, скоро начнут разгрузку.
Я и сам видел, как «сессна» плавно приземлилась на полосу и побежала по ней, быстро замедляясь.
Все доложились в ответ, но это был сигнал для Бониты, чтобы взяла в прицел ключевые точки на антенной мачте. Она имеет прекрасную радиоподготовку и лучше всех знает, что следует сшибать и куда для этого нужно целиться. Сначала расстреляет тяжелыми бронебойными пулями ретранслятор, затем возьмется за антенну локатора. У патрулей только «короткая» связь. Есть относительно мощные радиостанции в машинах, но они не станут сразу вызывать свою базу или требовать подкреплений. Сначала они по «короткой» связи попытаются связаться с караульным помещением, понять, что случилось. А мое дело – правильно дирижировать боем, чтобы все происходило вовремя и чтобы никто не забегал вперед, но никто и не отставал от партитуры. Не надо спешки, не надо героизма – просто все должно происходить своевременно, а план операции должен соблюдаться. Самолет на экране зарулил на стоянку, к нему подкатили три патрульные машины, сдали задом, ощетинившись от него в стороны стволами пулеметов, подставившись подкравшейся сзади угрозе.
– Начали разгрузку, – сообщил я в рацию.
Ничего на первый взгляд не произошло, но на стационарной радиостанции на столе Дворжака замигала красная лампочка у надписи
– Что за черт! – нахмурился лейтенант.
– Что случилось? – с неменьшей озабоченностью в голосе спросил я.
– Радиосвязь… – показал он на серые блоки рации.
Мои руки уже сжали рукоятку ПСС, потянули пистолет из брючного кармана. Из кобуры или подсумка доставать слишком заметно было бы: характерное движение – любой военный насторожится, а просто из бокового кармана очень не по-военному. Пистолет извлечен, но я телом закрываю его от лейтенанта.
11
«Поломка» (англ.).
– Дворжак, мне не нравится это, – подбавил я еще нервов в голос. – Проверьте телефон.
Я говорил это ему и заодно в прижатый к горлу микрофон, для Раулито, который после этих слов начал считать до десяти и откинул крышку над красной кнопкой, над которой сверху была проставлена единица.
Дворжак потянулся к телефонному аппарату аж с четырьмя разноцветными трубками и множеством лампочек, стоявшему слева от него, вынужденно повернувшись ко мне затылком. И этого было достаточно. Я поднял ПСС, прицелился ему в затылок и нажал спуск. Щелк!
Пистолет слегка трепыхнулся в руке, стальная пуля патрона СП-4 пробила череп и углубилась в мозг, убитый начал заваливаться в сторону на вращающемся стуле. Я придержал его левой рукой, ухватив за шиворот, навел ПСС в голову спавшего на столе и зашевелившегося было контролера, и вновь дважды потянул спусковой крючок. Щелк-щелк. Две пули пробили череп, я даже услышал звук их ударов в кость, и убитый просто перестал шевелиться, оставшись в той же позе, в которой спал. Как будто ничего и не изменилось – только два ручейка крови, смешиваясь в волосах, стекали на скрещенные руки и столешницу.
В этот момент я услышал отдаленный взрыв, и на четырехтрубочном телефоне погасли несколько лампочек, а в коридоре отключился свет. Именно этот взрыв должен был заставить повернуть головы патрульных в машинах, и сейчас их начали убивать окружившие их переодетые егеря, стреляя в затылки пулеметчиков и прямо через их люки забрасывая РГН в машины. Машины-то бронированные, ни осколочка не вырвется наружу, всем, кто внутри, – хана сразу.
Еще этот взрыв заставил контролера в холле повернуть голову, и он получил пулю в затылок из пистолета с глушителем от Луиса. И этот же взрыв послужил сигналом для Дмитрия, стоящего прямо в дверях в дальнем конце коридора и целящегося в открытую дверь караулки из «шмеля». Я знал об этом, поэтому заткнул уши ладонями, открыл рот и присел за массивной стойкой с аппаратурой. Грохнул тяжкий выстрел, и через доли секунды донесся страшный, словно кувалдой по всему мирозданию, взрыв за стеной. Посыпались лампы дневного света с потолка, штукатурка со стен, погасли все до единого мониторы камер слежения.
Снаряд из РПО-А по мощности взрыва равен фугасному из танковой пушки, только он еще и термобарический. Сначала из разорвавшегося снаряда по помещению разлетается облако аэрозольного взрывчатого вещества, а потом оно детонирует. Температура в области взрыва подскакивает до трех тысяч градусов, а давление зашкаливает все мыслимые пределы. Уцелевшие при таких взрывах бывают, но редко, и всегда – при взрывах на открытой местности, не в помещении. Капитальная бетонная стена между мной и караулкой устояла, но кто мог уцелеть там, куда угодил снаряд, – не знаю. Никто, скорей всего.