Земля наша велика и обильна...

Никитин Юрий Александрович

– Погодите-погодите, – прервал я. – Господин Косиновский, мы не занимаемся бизнесом!

В трубке послышался легкий смешок.

– Нам нужно встретиться, Борис Борисович. Я вам докажу, что это я хочу вложить несколько десятков миллионов долларов в одно интересное дело. Касается вашей программы самым непосредственным образом. От вас, от вашей партии не потребуется ни копейки.

Я мгновение подумал, сказал без особой охоты:

– Хорошо, договоритесь с моим секретарем о времени и подъезжайте.

На том конце провода возникла заминка, я с запозданием понял, что

олигарх привык, чтобы к нему приезжали, в том числе и лидеры крупнейших партий, всем нужны подачки, но РНИ – особая партия, хоть и маленькая, но подачек не просит и не берет. Я услышал легкий вздох, затем прозвучал все тот же мягкий голос, в котором я так и не сумел уловить стальные нотки или жесткость крупного хищника:

– Хорошо, Борис Борисович. До встречи!

Послышался щелчок, я положил трубку, постоял минуту, обдумывая, вышел в коридор. Курильщики уже загасили сигареты. Тем более что из-за двери раздавался требовательный кашель Бронштейна. Все наблюдали за моим приближением, Белович снова заговорил первым:

– Что-то случилось? У вас такое лицо…

– Звонил Косиновский.

– Тот самый? Олигарх?

– Да.

Он насторожился, снял очки, протер и быстро водрузил на переносицу несколько суетливым движением издерганного интеллигента. Глаза его вперили сквозь стекла острый взгляд в мое лицо.

– Что ему понадобилось?

– Ума не приложу. Узнаю при встрече. Но вроде бы хочет вложить деньги в какое-то дело, что принесет пользу и нам.

Лысенко соскочил с подоконника, навис надо мной, огромный, как дерево:

– Борис Борисович! От Косиновского нельзя брать ни копейки! Это такая акула, такая…

– Мы не берем, – терпеливо заверил я. – Он хочет вложить во что-то, близкое нам по духу.

– Тогда зачем обращается к нам? За советом? Мы хреновые советчики в бизнесе. Пусть вкладывает. Или не вкладывает.

Я пожал плечами.

– Возможно, он сам ждет от нас помощи. Но давайте обойдемся без догадок. Встретимся, все станет ясно.

На другой день, ближе к концу, Юлия доложила о прибытии Косиновского. Я послал Беловича в коридор, чтобы позагонял в кабинеты любопытных, а то как в зверинце, опозорят нашу железную партию, прямо демократы какие-то, а в кабинет тут же вломился с самым решительным и весьма подозрительным видом Лукошин. Взгляд говорит яснее ясного, что за мной тоже нужен глаз да глаз, вдруг да поведу какие-то сепаратные переговоры с врагом, а олигархи – все враги, кровопийцы, сволочи, что сумели украсть больше, чем мы.

Юлия распахнула дверь, вошел мужчина средних лет и среднего роста, даже костюм выглядит средним, хотя, конечно, знатоки скажут, что пошит из чего-то особого и лучшим модельером.

– Господин Косиновский? – спросил я. – Прошу садиться. Это наш очень даже ценный сотрудник, господин Лукошин.

Косиновский кивнул, улыбка скользнула по его европейскому лицу.

– Да-да, заместитель по вопросам безопасности. Внештатный, разумеется.

Он опустился в кресло, уверенный в себе, загорелый, костюм в самом деле хорош, не кричит о богатстве хозяина, но и не маскирует под простого служащего.

Лицо спокойное, в глазах интерес и дружелюбие, совсем не то выражение на лице Лукошина, не любит, когда называют его должность и его внештатное хобби.

– Я не отниму у вас много времени, – сказал Косиновский. – Сейчас очень напряженная пора, понимаю. Я, знаете ли, с детства был помешан на древней истории, в институте немало наломал копий в спорах о происхождении Рюрика…

Лукошин проговорил раздраженным голосом:

– А что тут спорить? Он был славянин, ясно.

Косиновский мягко улыбнулся.

– Это ясно не всем.

– Всем разумным, – отрезал Лукошин еще раздраженнее. – Вы, господин Косиновский, наверняка считаете его немцем, а то и евреем?

Косиновский позволил себе слегка приподнять брови.

– Немцем еще понятно, но почему евреем?

– Да фамилия у вас… какая-то…

Я поморщился, Лукошин слишком уж в лоб старается раскачать олигарха, пробить невозмутимость, хотел вмешаться, но Косиновский ответил с той же мягкой улыбкой:

– Мои предки родом с Украины. Когда-то, еще до Хмельницкого, было всенародное восстание против поляков под командованием гетмана Косиновского…

Лукошин подумал, кивнул:

– Что-то слышал. Тогда евреев всех повырезали, да?

– Да, – подтвердил Косиновский. – Иезуитов, евреев, почти всех поляков… да и своих тоже резали, тогда демократией и не пахло. У меня такое предложение, господин Зброяр…

Теперь он обращался непосредственно ко мне, игнорируя Лукошина, я принял вид полнейшего внимания, сказал вежливо:

– Да-да, слушаю вас.

– Почему бы, – сказал он с явным удовольствием, чувствовалось, что заговорил о любимом, более приятном, чем всего-навсего делать деньги, – почему бы не снять хороший исторический фильм о Рюрике? При наших мизерных бюджетах такой фильм можно снять за миллион долларов! Я охотно вложу десять, а если очень понадобится, то и больше. Очень уж хочется увидеть детскую мечту осуществленной! Разве добиваемся высот и зарабатываем много денег не для осуществления своих мечтаний?..

Лукошин молчал, зыркал исподлобья, я сказал осторожно:

– О Рюрике материалов много, выбирать есть из чего. Но все они противоречат друг другу. Достаточно сказать, что нет единства даже в его происхождении, а это в данном случае крайне важно…

Он кивнул, подхватил:

– Что нам на руку, верно?

– Верно, – согласился я.

– Вы уже догадываетесь, что я хочу предложить?

– Если вы пришли к нам, – сказал я, – уже зная программу нашей партии, то да, догадываюсь.

Он слегка наклонился вперед, вперив в меня взгляд острых серых глаз цвета закаленной стали.

– Вы знаете, что такие наглядные средства, как фильмы, телесериалы и песни… даже частушки… воздействуют на ­аудиторию лучше, чем самые умные речи или умело составленные отчеты.

– Сильнее, – поправил Лукошин сварливо. Пояснил, видя приподнятую бровь Косиновского: – Не лучше воздействуют, а сильнее.

Косиновский кивнул.

– Полностью с вами согласен, господин Лукошин. Но нам это и надо, не так ли?