Земля неведомая
Шрифт:
12
— Ну как, больно? — уже в который раз спрашивал Джеймс, меняя Галке холодную примочку на голове.
От его тёплой руки, бережно касавшейся сейчас несчастного кровоточащего лба, словно растекалось ощущение надёжности и покоя, хотелось закрыть глаза и расслабленно утонуть в мягкости подушек, в белых простынях их кровати, отдаться успокаивающей, еле заметной качке «Гардарики», без которой она теперь, пожалуй, и не могла нормально уснуть на берегу. Но от этого его тона, кроткого и чуть укоризненного, Галке, напротив, хотелось взвыть и кинуть в него подушкой. Подобное желание мешала исполнить только жуткая головная боль и совершенно невероятная слабость. Ну, всё понятно — это, не более чем реакция после непомерного напряжения, так всегда бывает.
Когда Галку дотащили до «Гардарики» — скорее донесли, чем довели — доктор Леклерк
— Как ты? — в очередной раз спросил Эшби. — Быть может, тебе принести чего-нибудь? Или ты поспать хочешь?
Галка набрала в грудь побольше воздуха и решительно села на постели, превозмогая боль.
— Ну, что ты, в самом деле? Сколько можно вокруг меня хлопотать? — Галка, как сквозь туман видела встревоженное лицо мужа, попытавшегося уложить её обратно. — Ты лучше скажи, как там сейчас допрос проходит? Бретонец взял их в оборот?
— Эли, ложись, пожалуйста. К утру всё уже будет известно. Вот завтра тебе и расскажут, не торопи события.
— Джеймс, — Галка, как всегда, упрямо гнула своё, — Ты бы лучше, чем со мной нянчиться, сходил бы, узнал, как там дела?
— Я там сейчас ничем не помогу. Народу и так собралось изрядно. Не волнуйся, там и Билли, и Влад, и Жером, и Дуарте. А Этьен с ними сам беседу ведёт — он мастер своего дела, так что можешь не беспокоиться: он из них душу вынет и завтра тебе на блюдечке преподнесёт, — Джеймс снова предпринял попытку уложить её на подушки.
Галка заупрямилась, прикидывая, хватит ли ей сил сейчас одеться и доковылять до палубы? Но Эшби быстро просёк её мысли.
— Нет уж, — сказал он решительно. — Даже и не мечтай об этом. Из каюты я тебя никуда не выпущу.
Галка даже рассердилась — в меру своих небольших, в данную минуту, сил.
— Я не могу тут лежать и ничего не делать в тот момент, когда…
— Ничего не делать? Ничего не делать?! — Эшби дал, наконец, волю чувствам. — Это называется ничего не делать? Да ты посмотри на себя — ты сегодня уже столько дел наворотила, что за неделю теперь последствия не разгребёшь!
Галка, пожалуй, никогда не видела своего мужа — всегда такого спокойного и выдержанного — в подобном состоянии. Губы его побелели, глаза пылали, руки тряслись, но он не останавливался — говорил и говорил то, что давно уже накопилось и наболело, то, что он так долго держал в себе. Его знаменитое хорошее воспитание, позволявшее ему владеть собой даже в самых сложных ситуациях, сыграло сейчас злую шутку с ними обоими. Галка хоть и догадывалась, что своим отвратительным характером и кошмарной манерой влезать во всяческие авантюры изрядно портила Джеймсу жизнь — главным образом тем, что он страшно беспокоился за неё — но даже не представляла себе всех масштабов проблемы. Именно потому, что муж никогда об этом не заговаривал. А сам Эшби, привыкший скрывать эмоции под маской сдержанности и уравновешенности, сейчас не мог и далее так поступать с любимым человеком. Продолжать делать вид, что всё хорошо и замечательно — в данном случае значило попросту её обманывать. Её — Эли, обожаемое и несносное существо, любовь к которой причиняла ему почти физическую боль.
— Послушай, Алина, так продолжаться дальше не может. Ты рискуешь собой — это понятно. Любой из нас, избравших этот путь, не может не рисковать собой — каждый день, каждый час. Эта жизнь, как жизнь солдата и моряка, полна привычных опасностей, — Эшби говорил горячо, вышагивая по каюте взад и вперёд, нетерпеливо взмахивая иногда правой рукой, чтобы подчеркнуть особенно важную мысль. — Но ты — ты же просто идешь на самоубийство, ты с каждым днём, словно всё туже и туже затягиваешь узел гарроты. То, что сегодня тебе повезло, и ты осталась жива, это только случайность. Счастливая случайность. Я стараюсь
Галка слушала его, снова бессильно откинувшись на подушки. По лбу, из-под высохшей уже повязки, стекала струйка крови. В ней клокотал гнев, и только он не давал ей сейчас провалиться в забытьё. Она снова подалась вперёд, пытаясь вставить хоть несколько слов в горячий монолог мужа, но ей никак не удавалось вклиниться. Наконец, когда Эшби остановился на секунду, чтобы перевести дыхание, она заговорила сама. Голос был слабый, но по-прежнему, полный непререкаемого металла.
— Что ты предлагаешь? Чего ты хочешь? Ты же знал, на ком женился! Никогда я не была бы домохозяйкой-ложкомойкой, даже у себя дома! Не я сюда просилась, не сама я себя сюда забросила! Хочешь жить — умей приспособиться, а ещё лучше — обстоятельства к себе приспособить. Это единственное, что я твёрдо усвоила. В этом мире либо будет по-моему, либо меня в этом мире не будет! Нет у меня другого пути! И ты это знаешь не хуже меня. Не я в петлю лезу — судьба меня толкает. Но я буду сопротивляться, сколько могу! Я буду сопротивляться! — с этими словами Галка откинула одеяло и попыталась встать.
Это последнее усилие добило её. Перед глазами всё плыло и качалось, ноги отказывались ей служить: большая потеря крови и вполне вероятное сотрясение мозга (в подобных вещах доктор Леклерк не разбирался) — это вам не шутка. В общем, Эшби успел подхватить Галку в последний момент, когда она плашмя начала заваливаться на пол и едва не врезалась головой в дверь. Уложив её обратно в постель, Джеймс снова сел рядом, снова поменял ей полотенце на голове, обтёр кровь с лица. Он смотрел на жену с такой скорбью и нежностью, что Галка, если бы видела это, была бы растрогана и потрясена. Но она не могла этого видеть. Только спустя несколько минут она слабо зашевелилась и открыла глаза.
— Что со мной было? — спросила Галка, едва шевеля спёкшимися губами.
Джеймс грустно усмехнулся.
— Как всегда, — коротко ответил он. — Ты падала, а я тебя поймал.
Галка попыталась что-то сказать, но муж прикрыл ей губы ладонью.
— Пожалуйста, помолчи, — прошептал он. — Я никогда не буду тебя отговаривать от твоих затей, никогда не буду останавливать. Тем более, это всё равно бесполезно. Но, умоляю тебя, будь осмотрительнее сама! А я всегда буду с тобой — до конца. Помни об этом.
— Я ничего не могу поделать с собой, — Галке на глаза навернулись слёзы, хотя она уже несколько лет не плакала. — Прости меня. Я всегда была ненормальной.
— Я тоже виноват — начал выяснять отношения, когда ты в таком состоянии, — Эшби присел рядом с Галкой на постели, целуя ей руки, — Прости меня — и пойми.
— Хорошо, милый. Мы всегда будем вместе. Спасибо тебе… за то, что ты есть.
13
Двое суток "домашнего ареста" — не такая уже большая плата за восстановленные мир и спокойствие в семье. Тут Галка вполне была согласна с мужем, и преспокойно провела два дня на «Гардарике», залечивая раны с синяками. Негоже появляться в таком потрёпанном виде пред светлые очи адмирала. Ещё насмехаться начнёт, и тогда придётся самой его на дуэль вызывать. Он со своей шпажонкой, она — с абордажной саблей… Идеальные противники, одним словом. Воображая себе подобную ситуацию, Галка только посмеивалась. Она понимала, что высокомерный де Шаверни никогда не снизойдёт до дуэли с пиратом. Он слишком явно держал всех «аборигенов» на расстоянии, воображая себя эдаким светочем цивилизации в диком краю. Правда, хорошие манеры месье д'Ожерона несколько размывали эту картину, да и непривычная образованность некоторых пиратов тоже вносила некий диссонанс, но всё же господин де Шаверни продолжал держаться за образ столичного миссионера, явившегося нести свет в тёмные души варваров. Потому-то он наверняка не задавался вопросом, куда подевалась эта несносная дама. Лишь на третий день посыльный с берега принёс на борт «Гардарики» письмо с гербовой печатью.