Земля обетованная
Шрифт:
Я часто думаю о своей комнатке в Кентиштауне. Жаль, что мне не удалось повидать тебя до отъезда. Знаю, что она была не в твоем вкусе, но, может статься, тебе было бы удобно снять ее для себя временно, скажем на несколько месяцев. Стоит она совсем дешево, и мне приятно было бы знать, что ты живешь там. Хотя и то сказать, хозяйка была изрядная брюзга.
Здесь все обстоит прекрасно. Родители мои держатся молодцом и, конечно, будут рады познакомиться с тобой. Они слегка чопорны и сентиментальны, но мне кажется, тебе они понравятся. Я сказала им, что ребенок — моя вина (или, точнее сказать, моя затея). В общем, так оно и есть, хотя за технику безопасности я вряд ли могу отвечать. И еще я им сказала,
Ну вот, они понимают, потому что звучит все это разумно, а главным образом потому, что я нахожусь все время в таком веселом, приподнятом настроении. Конечно, и у меня бывают минуты уныния (у кого их не бывает?). И я ужасно хочу тебя видеть, но ныть я не буду. Что поддерживает во мне силы — вернее, непрерывное ощущение счастья, — это мысль о том, что я ношу твоего ребенка и буду нянчить его. Уверена, что тебе эти слова кажутся глупо-сентиментальными. Что поделаешь, говорят, что в преддверье родов все бывают ужасно сентиментальны.
Я могла бы написать тебе еще очень много, но что-то мне говорит, что ты терпеть не можешь длинных писем. Наверное, и досюда-то не дочитал.
Я много думаю о тебе и очень люблю тебя. Желаю удачи! Будь здоров!
Целую. Эмма».
5
Мэри отменяла свидание с Дугласом уже дважды. На следующий же день после встречи с Хильдой он позвонил ей и спросил разрешения прийти, но она отговорилась усталостью, что было правдой. Они уговорились увидеться на следующий вечер, однако, когда он позвонил предварительно, как было условлено, она снова отложила встречу. Она догадывалась, что предстоит серьезный разговор, что от нее потребуются какие-то решения, и хотела приготовиться к этому.
Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что ей не следует делать опрометчивых шагов. Она никогда не думала, что ее разум и чувства могут находиться в таком смятении, в таком напряженном ожидании неизбежного крушения; что она может быть так неуравновешенна и исполнена страха. Одолеваемая бесконечной сменой неожиданных, в большинстве случаев незнакомых и вызывающих панику ощущений, она выбиралась из бушевавших в ее душе бурь растерянная и разбитая. Бывали минуты, например, когда Дуглас становился в ее представлении самым настоящим чудовищем. Она перечисляла мысленно все его предполагаемые измены; она припоминала все разы, когда он возвращался домой пьяный, она доходила до того, что вспоминала все обстоятельства смерти их дочери и даже это ставила ему в вину. Мелочные претензии к Дугласу сменялись глубочайшим отвращением к нему, а угнетенное состояние от того, что он покинул ее, — пьянящим чувством маячащей впереди свободы.
К его приходу она по мере сил приготовилась. Квартира сверкала чистотой. Джон еще не лег и встретил его в пижаме и халатике. Дуглас не ждал этого, но, по всей видимости, был искренне рад видеть сына, и они сыграли несколько партий в шашки. Не в привычке Дугласа было, придя домой, уделять столько времени Джону. Его отцовское внимание сводилось к тому, что он брал сына (справедливости ради скажем, что с удовольствием) и шел с ним на спортивные состязания, в музей или просто в парк побродить. Мэри, делая вид, что читает, скептически наблюдала за Дугласом: оказывается, надо было разрушить семью, а может — кто знает, — и нервную систему, чтобы осуществить ее скромную мечту о счастливой семейной жизни.
Когда Джон ушел спать, Мэри сварила кофе. Она отклонила предложение Дугласа сделать это. Ее вовсе
Они сидели несколько натянуто, не спеша попивая «настоящий» кофе. Дуглас налил себе немного виски. Мэри от спиртного отказалась. Она хотела быть как можно спокойнее и как можно лучше держать себя в руках.
Тишина все уплотнялась. Квартира была расположена в глубине дома, имевшего форму полукруга, и сюда не долетал шум уличного движения. Погода менялась, и, хотя в воздухе чувствовались еще холодные струйки, разводить в камине огонь нужды не было. Мэри теперь старалась экономить на чем только можно. Однако сейчас она пожалела, что решила сэкономить на угле: чем дольше они сидели, тем холоднее ей становилось. И тут, как ей показалось, она поняла причину натянутого молчания Дугласа. Охваченная внезапным страхом, стыдом и замешательством, она густо покраснела.
— Тебе нужен развод, — сказала она. — Вот почему ты так официален. Верно?
— Нет. Дело совсем не в этом.
— Нет, в этом. Не ври, Дуглас.
— Да ну тебя, Мэри! Ничего я не вру.
— Меня не обманешь. Все те разы, когда ты возвращался ночью и говорил, что встретил старого приятеля и пошел к нему домой, после того как закрылись бары… ты думаешь, я такая уж дура? Конечно же, я сразу вижу, когда ты врешь! А ты не можешь не врать. И рад бы, да не можешь. Ты представляешь себе, что это такое — постоянно слушать чужое вранье? И знать, что это ложь? И глотать ее, потому что, не проглотив, можно все разрушить? А так ты становишься сообщником. О, я сделалась весьма квалифицированным сообщником! Без моей помощи все твое вранье рассыпалось бы и превратилось в кучку мелкого гадкого жульничества. Но меня, как ни смешно, подкупало в тебе то, что ты так плохо врешь. А раз уж я облегчала тебе обман, ты стал этим широко пользоваться. Ты все вообще использовал в своих целях. Я облегчила тебе разъезд. О, ты весьма великодушен в денежном отношении — когда я читаю о всех этих несчастных женщинах или слышу о них, я тебе искренне благодарна, хотя мне и приходится туговато… но тем не менее все обошлось для тебя легко и просто. Только вот пройти через развод сейчас, в настоящее время, я не могу. Это ведь унизительно, понимаешь? Хотя я и окружена сочувствием… ведь большинство моих друзей согласны в том, что ты — первостатейный мерзавец… можно сказать, что половина моего времени уходит на то, чтобы оправдывать тебя перед ними. Но я не могу… у меня нет сил на развод. Пока еще нет!
Она замолчала. Закурила сигарету. Ее трясло.
Во время этой гневной тирады Дуглас попеременно испытывал то неприязнь к ней, то смутный страх, то стыд, то восхищение ее проницательностью и в конце концов безнадежность.
— Я пришел вовсе не затем, чтобы просить развод. — «Ну, давай, говори! — убеждал он себя. — Говори!» — Я пришел сказать тебе, что, по-моему, мы должны снова сойтись. — Он печально улыбнулся. — И это правда, — прибавил он.
— Вот так просто?
— Да.
— Снова сойтись? Прямо сегодня?
— Тебе, наверное, нужно будет это сперва обдумать? — Враждебное чувство, кольнувшее его, когда она предложила ему остаться на ночь, вызвало у Дугласа тревогу. Он никак не ожидал, что право выбора будет предоставлено ему так скоро. Он представлял себе, что из гордости Мэри заставит его дожидаться ответа хотя бы несколько дней, пока она обдумывает его предложение. Теперь же вышло так, будто он пошел на попятный.
Мэри, остро реагировавшая на все изменения в его настроении, моментально уловила его беспокойство.