Земля обетованная
Шрифт:
— У вас к тому же будет много свободного времени, — сказал он. — Я часто в отъезде. Тогда и работы нет.
Мы сошлись на том, что я начну через неделю.
— В девять утра. Торговля искусством начинается не в восемь, а в девять. — Он вздохнул. — Вообще-то это должна быть никакая не торговля, а любовное общение знатоков надумавших обменяться частью своих сокровищ. Вам не кажется?
Вот уж никак не кажется. На мой взгляд, это скорее такое общение, участники которого в любой момент готовы растерзать друг друга в клочья. Но подобных вещей я не стал говорить.
— Да,
Блэк кивнул и поднялся.
— Кстати, почему это у вашего друга Танненбаума совсем нет картин? — как бы невзначай полюбопытствовал он на прощанье.
Я передернул плечами. Сколько помню, я видел у Танненбаума только превосходные натюрморты, да и те на столах, в съедобном виде.
— Теперь, когда он стал американцем, пора ему обзаводиться живописью, — продолжал Блэк. — Это престижно и поднимает статус. К тому же превосходное помещение капитала. Куда вернее акций. Впрочем, не каждого можно принудить к его счастью. До свиданья, господин Зоммер.
Александр Силвер ждал меня, сгорая от любопытства. Он был в курсе моих дел с Блэком.
— Ну, как ваш визит к этому пирату? — встретил он меня вопросом.
— Он не пират, — ответил я. — Скорее просвещенный ассириец.
— Кто?
— Лысый, культурный, довольно скрытный человек с бородкой, как у ассирийца. Очень вежлив и галантен.
— Да знаю я его, — сказал Силвер. — Облапошивает всякую деревенщину своими аристократическими манерами. Похоже, вот и вас уже успел охмурить. Берегитесь!
Я не смог удержаться от смеха.
— Беречься чего? Он что, задолжает мне жалованье?
Силвер на секунду смешался.
— Ну, это-то нет. Но вообще…
— Что вообще?
Я был потрясен. Похоже, он ревновал. Он тронул мое сердце.
— Просто он паразит! — заявил наконец Силвер. Он стоял, прислонясь к флорентийскому стулу времен Савонаролы, верхняя часть которого была даже подлинной. — Торговля искусством — это ремесло с нечистой совестью, — вещал он. — Продавец загребает деньги, которые по сути заработаны художником. Художник живет чуть ли не впроголодь, продавец покупает себе замки. Я не прав? Я не возражал. Хотя замков Силвер себе пока не строил.
— С антиквариатом и предметами искусства дело обстоит еще не так скверно, — продолжал Силвер. — Да, продавец тут зарабатывает, но велик риск и промахнуться. А вот с чистым искусством дело совсем нечисто. Вспомните хотя бы Ван Гога. Он же ни одной своей картины не смог продать! Все эти несусветные миллионы на его живописи заработаны исключительно торгашами. Паразитами. Верно я говорю?
— Про Ван Гога верно. Про всех нет.
Силвер отмахнулся.
— Да знаю я все! Торговцы живописью заключали с художниками контракты. Выплачивали им ежемесячно какую-то сумму, в сущности, жалкую мелочь на пропитание. И за это художники отдавали им все свои картины. Шедевры шли по сто-двести франков за штуку. Правильно? Да это хуже работорговли!
— Но позвольте, господин Силвер! А если при жизни художника никто не хочет покупать его работы? Он же их всем предлагал. И почти никто не пожелал их приобрести. А торговец в конце концов все-таки купил. И он, кстати, тоже
Я защищал, конечно, не Реджинальда Блэка. Я защищал покойного Людвига Зоммера, умершего в бедности. Но Александр Силвер, похоже, воспринял это иначе.
— Вот, сразу видно! — сказал он тихим голосом. — И вы туда же, господин Зоммер! Уже переметнулись на сторону паразитов! Еще пара дней, и вы начнете щеголять в шляпе и перчатках, выманивая для Блэка у несчастных вдов их честно нажитое наследство. Синий костюм у вас уже есть! А я вам так доверял! Обман! Опять обман!
Я посмотрел на него с интересом.
— Почему опять? Кто вас еще обманул?
— Арнольд, — горестно прошептал Александр. — Не помог даже ужин с икрой и гусиной печенкой в «Вуазане». Сегодня в обед выхожу я пройтись — и кого же я вижу? Арнольда с этой шиксой, выдрой этой крашеной, рука об руку. Арнольд еще и в шляпе, как какой-нибудь воротила с ипподрома!
— Но Арнольд и не обещал вам никогда больше с этой иноверкой не видеться. За десертом, это были блинчики, причем божественные, он только сказал, что свою свадьбу он еще раз обдумает. Так что нисколько он вас не обманул, господин Силвер! Или он тем временем женился?
Силвер побледнел.
— Женился? Кто вам сказал?
— Никто. Я просто спрашиваю. Значит, он вас не обманул!
— Вот как? — Силвер снова воспрянул духом. — А как прикажете понимать, что я встретил его с этой шиксой как раз на выходе из «Вуазана»? Представляете, куда этот негодяй ее приглашает! Я его туда ввел, а он теперь таскается туда с этой шиксой! Разве это не обман? И это мой брат-близнец!
— Ужасно, — согласился я. — Но что вы хотите, это любовь. Она не делает человека лучше. Она возвышает чувства, но портит характер.
Внезапно флорентийский стул с треском развалился. Видно, от волнения Силвер чересчур сильно на него оперся. Мы подобрали обломки.
— Это все можно склеить, — утешал я. — Ничего не поломано, только развалилось.
Силвер тяжело дышал.
— Пощадите ваше сердце, господин Силвер, — сказал я. — Никто не хочет вас обмануть. И Арнольд не хочет. И ничего пока не решено. Вот увидите, ваш Арнольд еще влюбится в дочку банкира.
— Эта шикса никогда от него не отстанет, — пробормотал Александр. — Особенно если он каждый день будет водить ее в «Вуазан»!
— Ничего, он скоро одумается.
— Если так пойдет дальше, он доведет нас до банкротства, — сказал Александр Силвер. И тут лицо его вдруг озарилось. — Банкротство! Вот что нам нужно! Как только мы обанкротимся, эта крашеная стерва соскочит с Арнольда, как блоха с покойника!
Я видел, как в его голове уже лихорадочно прокручиваются новые планы.
— По-моему, сейчас самое время выпить напротив кофейку с шоколадным тортом, — заметил я осторожно. — Конечно, после шикарного ужина в «Вуазане» я почти не решаюсь вас туда приглашать. Но в конце концов именно вы показали мне эту кондитерскую. Слабому сердцу трудно пережить два обмана в один день без подкрепления. Так что я все-таки рискну вас пригласить. Как насчет миндального пирожного и кофе по-венски? Или чашечки чая?