Земля оборотней
Шрифт:
— Потрясающе! А что именно ты с ним делал?
— Сейчас ты это узнаешь.
В последний миг Ильма догадалась, что он имеет в виду, но было поздно. Ярьямейнен схватил ее за плечи и прижал к себе. У нее захватило дыхание, но тут она ощутила укол — обсидиановая челюсть впилась в ее незащищенное горло.
— Ну так как? Ты расскажешь мне, что твоя мать устроила в Луотоле?
Челюсть все глубже впивалась ей в кожу. Что-то теплое потекло между перьями. Кровь! «Амулет пьет мою кровь!» — поняла Ильма. В следующий миг ее посетила страшная догадка. Если туны клана Ловьятар пользуются кровью людей, чтобы пробуждать в себе магическую силу, — то чьей же кровью
А потом все ее мысли исчезли, сменились адскими видениями… Вот огненное чудовище, одержимое неутолимым голодом, вгрызается в ее душу, пожирая ее заживо. Все сгодится в пищу подземному пламени! Ильма попыталась сопротивляться, но осознала, что не может и не хочет этого делать. Нечто в ней наслаждалось собственной гибелью, и это чувство тоже, без сомнения, внушил ей амулет… Из последних сил Ильма вырвалась из плена видений и обычным зрением увидела Ярьямейнена: он стоял неподвижно, прижав ее к себе, и наблюдал. Если бы он впился зубами в ее шею, то одним махом откусил бы ей голову. Поэтому он осторожничал — ему хватало и того, что он получал через амулет. Ильма чувствовала, как с каждым мигом возрастает его колдовская мощь. Казалось, она в его руках — как малек, прозрачна насквозь…
— Отвечай, Ильманейтси! Не сопротивляйся… Можешь даже ничего не говорить — просто думай…
Ярьямейнен читал ее мысли с такой легкостью, словно они были написаны кровью на снегу. Ильма защищалась, как могла, пытаясь утаить хотя бы главное. Но ее жизненная сила таяла с каждым мгновением — а сила Ярьямейнена, украденная у нее, наоборт, прибавлялась… К счастью, Ярьямейнен остановился сам. Он решил, что нашел ответ.
— Значит, оружие! — пробормотал он, разжимая руки. — Магическое оружие, дарованное Калмой, способное погубить весь мир. Оружие, с которым Лоухи не совладала… Это нечестно! Мать, почему ты даровала такое сокровище клану Ловьятар? Разве мы служим тебе не лучше?
Ильма отшатнулась и обнаружила, что он ее уже не держит. Она упала на снег у ног северянина. Ее мутило, по телу проходили волны то холода, то жара…
— Сокровище до сих пор в Луотоле, — довольным голосом проговорил тун, помогая Ильме подняться на ноги. — И оно больше не подчиняется глупой старой Лоухи. Прекрасно.
— Будь ты проклят…
— Ты сможешь долететь до дома? — заботливо спросил Ярьямейнен.
— Отпусти меня, кровопийца! Не прикасайся!
— Разве мои прикосновения так неприятны? Не лукавь сама перед собой, Ильманейтси! Возвращайся-ка домой. Если хочешь, можешь рассказать матери о нашем разговоре. Это уже неважно. Я вылетаю в Луотолу, прямо сейчас. А когда вернусь оттуда с сокровищем, мы поговорим с тобою еще раз!
Глава 22
Встреча в ночном лесу
Как только Вяйно и Калли отправились искать Лесного Хозяина, Айникки сразу начала собираться в Калева. Не сказать, чтобы ей туда очень хотелось. Конечно, там отец с матерью, родня — непременно надо их предупредить о близкой опасности! Но с другой стороны — как ее еще там примут? А приняв, захотят ли выслушать? Не скажет ли Локка, что все эти разговоры об ужасном медведе с севера, который направляется в Калева, — выдумки и вздор, а сама снова потащит ее к себе, где поджидает ее тот стол и железная ложка? Айникки невольно прикоснулась к животу, который уже был заметен, если туго подпоясаться. «Никого к себе не подпущу, хоть бы и родного отца!» — решила она и для храбрости взяла из посудного ларя широкий
Так что в путь Айникки пустилась по вечерней заре. И уже на полпути об этом горько пожалела. Уж больно жутко оказалось одной в голом, туманном лесу. Быстро темнело, короткий пасмурный день переходил в долгую сырую ночь. Айникки, кутаясь в короткий волчий тулупчик Вяйно, быстро шагала по тропинке, усыпанной прелой листвой. По сторонам она не глядела, гнала от себя страх, думая только том, что впереди ее ждет родной дом. И всё равно ей становилось все страшнее и страшнее. Что же такое нынче готовится в лесу? Почему вся Тапиола словно затихла в ожидании чего-то ужасного?
Тут-то Айникки и осознала в полной мере предупреждение Калли о том, что в окрестностях Калева бродит колдовской медведь. Тревожные слова стали вдруг реальностью — скрипом и шорохом в кустах, треском ветки под тяжелой лапой…
«Жители Калева в безопасности за частоколом, за заколдованными от нечисти воротами! Куда же меня понесло — одну, на ночь глядя?» — ужаснулась Айникки своей поспешности и глупости.
Вернуться? Но уже пройдено полдороги. Девушка прибавила шагу.
В сумерках леса вдруг вспыхнула бледная звездочка, затем вторая… Пошел редкий, летучий снег. Вид беспечно кружащихся снежинок слегка подбодрил Айникки, но ощущение тревоги не проходило. А тут еще где-то вдалеке послышался странный звук — не то стон ветра, не то зов пастушеского рога… Айникки запнулась на ровном месте. Она могла бы поклясться — далекому звуку рога ответил волчий вой.
«Это где-то очень далеко, — принялась она уговаривать себя. — А здесь никого нет… никого…»
Но вместо того, чтобы идти дальше, так и осталась стоять, словно ее приморозило к земле. Она стояла на прогалине, глядя, как снежинки падают на мертвые листья, отчетливо понимая, что она здесь не одна. Прямо перед ней стоял медведь.
Каменеющей рукой она нащупала грубую рукоятку ножа и взглянула прямо перед собой. Вон он стоит между деревьев — огромный и неподвижный, словно забытая в лесу копна сена. Стоит и смотрит на нее из-под капюшона, а на голову и необъятные плечи и на руки, сложенные крестом на оголовье дорожного посоха, сыплется снег.
«Это не медведь!» — поняла Айникки. Язык у нее отмерз от нёба.
— Т-ты кто, добрый человек? — пролепетала она.
— Не надо меня бояться, — ответил незнакомец глубоким, очень спокойным голосом. И Айникки почувствовала, что в самом деле успокаивается. Словно угроза, которую источала этим вечером Тапиола, больше никак ее не касалась…
Теперь, приглядевшись, она увидела, что перед ней старик — но старик очень странный. Вероятно, в молодости он был настоящим великаном, да и теперь отнюдь не казался дряхлым. Даже сильно сутулясь, он был выше ее на голову. С ног до головы он был одет в большую саамскую доху с капюшоном из белой мохнатой шкуры. Черты его лица напоминали саамские, но тяжелее и грубее; бороды, как у всех саами, не было вовсе, а вдоль скуластых, словно из камня вытесанных щек повисли длинные седые косицы.
— Бродить по лесу одной сегодня ночью — настоящее безрассудство, — произнес незнакомец. — Куда ты так спешишь, девушка? К Калме?
— Я должна предупредить родичей, — ответила Айникки, на всякий случай не выпуская из руки нож. — Говорят, тут бродит какое-то чудовище из Похъёлы…
Старец раздвинул губы в улыбке. Странно это выглядело — словно бы улыбнулась каменная маска.
— Этой ночью какие только чудовища не бродят в Тапиоле! Послушай, храбрая, но глупая девушка, — если тебе дорога жизнь, не ходи в Калева!